Свет на исходе дня

Сейчас его сильно клонило в сон. Если б не груз, он бы притормозил в тихом месте, соснул бы часок на сиденье. Но он помнил, что должен поспеть: сегодня разгрузится — завтра весь день его, можно смотаться в район, машина сейчас нарасхват.

Он думал только о том, чтобы успеть, и гнал, гнал, отматывал скользящее по сопкам шоссе. После Шкотова он даже не остановился нигде поесть, проскакивал все поселки, чтобы поспеть до темноты.

Он ехал, упрямо сжав рот, напряженно глядя вперед, спать хотелось так, что просто глаза слипались; Жвахин не снижал скорости, надеясь, как всегда, пересилить себя.

Впоследствии он много раздумывал над тем, что произошло. Скорее всего он проспал поворот и проснулся в последнюю секунду, когда уже ехал к обочине. К счастью, он успел нажать на тормоз и погасить скорость, да и склон под обочиной оказался пологим, Жвахин даже подумал, что удержится.

Сцепив зубы, он бешено крутил рулевое колесо. Ухабистый склон с силой бросал машину, она исходила стонами и разболтанно дергалась во все стороны и то припадала, как кошка, к земле, то взбрыкивала и отрывалась всеми колесами сразу, как бы в жгучем желании улететь.

Его спасли деревья, росшие на склоне; ниже склон набирал крутизны и срывался в распадок. Машина ударилась о низкие, сучковатые, корявые сосны, упала набок и застыла.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Жвахин пришел в себя на третьи сутки. Он вдруг беспокойно зашевелился, словно недоумевая, где он и что с ним, повертел забинтованной головой и попытался сесть.

— Коля, господи!.. — Вера заплакала от радости и схватила его за руки, пытаясь удержать. — Коля, миленький, не надо, не вставай! Не надо! — Голос ее сбивался, слезы катились по лицу, падали на белую казенную рубаху Жвахина и расплывались влажными пятнами.

— Вера? — как-то странно, непонимающе спросил Жвахин. Ему казалось, он все еще в машине, и он никак не мог понять, откуда здесь Вера.

— Да, да, это я! — всхлипывая, повторяла Вера, обливаясь слезами. — Это я!

— Где мы? — спросил он тем же недоумевающим и недовольным голосом.

— В больнице, — быстро ответила Вера, держа его руку.

Жвахин задумался, вникая в ее слова. Он медленно и устало брел по дороге издалека, возвращаясь из сумрака, в котором находился все эти дни; до него постепенно доходил смысл того, что случилось; наконец Жвахин вернулся и был здесь телом и душой.

— Что со мной? — спросил он хмуро, уже не пытаясь встать. — Авария?

— Авария. — Отворотом белого халата Вера вытирала слезы.

Жвахин неподвижно лежал на спине, обратив в потолок забинтованное лицо, лишь губы и нос оставались открытыми.

Спустя несколько дней его повезли на первую перевязку. Сестра аккуратно, виток за витком, сматывала бинт, Жвахин подождал и открыл глаза.

Сначала он решил, что повязка надавила глаза, и подождал еще немного, пока они отойдут. Но и спустя минуту, спустя несколько минут и позже он по-прежнему ничего не видел, лишь понял, откуда идет свет.

— Я ничего не вижу, — сказал он. — Эй, кто здесь?.. Я ничего не вижу!

— Правильно, у вас гемофтальм, — ответил врач. — Кровоизлияние в глаза.

— Ну и что дальше? — зло спросил Жвахин.

— Должно пройти…

— Должно или пройдет?

— Должно…

— А точнее нельзя?

— Нельзя. Вы скажите спасибо, что живы.

— Спасибо.

— Такой удар!.. Как вы вообще выдержали… — Врач подумал и сказал: — Нужно подождать, пока рассосется гематома.

— Долго ждать?

— Этого никто не знает.

— А что вы вообще знаете?! — закипая, спросил Жвахин. — Что ты знаешь?!

— Не волнуйтесь… Будем лечить.

Жвахин хотел сказать, что ему некогда, надо вкалывать, но подумал, что никому до этого нет дела, и промолчал.

Ему обработали швы, наложили новую повязку и отвезли в палату. Жвахин лег на кровать, откинулся на высокие подушки, которые Вера взбила, пока он был в перевязочной, и застыл, оглушенный новостью.

— Что случилось? — встревоженно спросила Вера.

Он не ответил, погруженный в мысли.

— Коля, что с тобой? — с беспокойством повторила Вера, беря его руку в надежде, что прикосновение выведет его из темноты.

Но он и на этот раз не ответил ей. Перед ним вдруг с пронзительной, беспощадной ясностью предстало его дальнейшее существование.

Ему открылась сумеречная, уходящая вдаль дорога — длинные, не имеющие конца унылые дни, сменяющие друг друга, бессонные ночи.

Вера застыла в страхе. Она не могла пошевелиться, как ребенок, испугавшийся темноты, ей вдруг стало так страшно, что впору было закричать, сжаться или, потеряв голову, кинуться прочь.

— Что? — одним дыханием спросила она едва слышно.

— Я ослеп, — сказал он отсутствующе — не ей, в пространство; Вере показалось, что голос принадлежит кому-то другому, Жвахин лишь пользуется им.

Плача, она стала быстро говорить, что это пройдет, он увидит, врач обещал, но Жвахин продолжал неподвижно лежать, и казалось, ее слова не достигают его слуха.

Через две недели сняли швы. После обследований и консультаций был поставлен окончательный диагноз: помутнение стекловидного тела после гемофтальма.

Жвахин прошел месячный курс лечения, но улучшения не наступило; комиссия признала его инвалидом первой группы, ему назначили пенсию.