Свет на исходе дня

Никогда, сколько помнил себя, Жвахин столько не слушал. Он узнал о той жизни, о которой ничего не знал. Рассказывая, тетка постепенно забывала себя — хвори, одиночество, старый заброшенный дом, глушь, — разгоралась сердцем: она снова была молодой, веселой, ветреной, безоглядной, жила в большом городе — впереди была целая жизнь.

Память ее сохранила множество людей, домов, историй, разговоров, встреч, своих и чужих романов, писем, размолвок, ошибок, разлук, ссор, примирений, курьезов, измен, поездок, случаев, поступков, характеров… То была пестрая, разноликая путаница, которой, впрочем, и была ее жизнь.

Жвахину вдруг открылось другое время, которого он не знал, но главное было еще впереди: Ксения стала рассказывать о родне.

До сих пор он знал лишь отца, мать, но они жили давно, в прошлом, которое тускнело, стиралось, исчезало постепенно, и Жвахин существовал как бы сам по себе, отрезанный ломоть, перекати-поле.

Неожиданно открылось существование рода, большого, раскидистого фамильного дерева, на котором сам он был одним из многих отростков.

Жвахин не подозревал, что в этом заключен интерес. Его вдруг потянуло узнать об отце, деде, прадеде, о родне со стороны матери, которую тетка знала с детства, он стал допытываться, кто кем был, и Ксения принялась выуживать из памяти все подробности.

Как ни странно, Жвахин на самом деле почувствовал интерес ко многим незнакомым людям, связанным запутанной родственной связью, он был одним из них, а все вместе они составляли род.

Позже тетка догадалась вспоминать по фотографиям. Она достала старые пухлые альбомы и принялась листать их; иногда она забывала о его слепоте, говорила «смотри» и тут же спохватывалась, пугаясь.

— Тетя, вы мне все карточки расскажите, все по порядку, — попросил Жвахин.

— Все? — переспросила она озадаченно. — Я думаю, их здесь тысяча.

— Ну и хорошо, спешить нам некуда, — усмехнулся Жвахин, а она умолкла, ошеломленная, как говорится, величием замысла.

— Что ж, начнем, пожалуй… — произнесла она наконец. — Первая — бабушка и дедушка…

— Чьи? — не понял Жвахин.

— Мои! — гордо заявила Ксения и добавила: — И твоего отца, конечно.

Жвахин удивился:

— Когда ж это было?

— Точно не знаю, но… думаю, лет сто назад, если не больше.

Он притих, подавленный далью времени.

— Это они в день венчания. Она в белом свадебном платье, длинный кринолин по той моде.

Фотографий им хватило на несколько дней. Иногда в сумерки тетка заводила патефон, они сумерничали под песенки тридцатых годов, в доме даже пахло нездешне, чем-то давним, забытым.

— У меня еще письма есть, — сказала тетка. — Я их перечитываю иногда. Если хочешь, нам их надолго хватит.

Писем было много, некоторые из них оказались необычайно длинными. Жвахин подивился перемене людей: никто из его знакомых не умел писать таких писем.

То были отголоски минувших жизней. Людей уже не было, но они продолжали существовать, Жвахин вдруг почувствовал печаль, никогда он не думал, что чужие письма могут так задеть.

Дни были похожи один на другой, мыслями Жвахин против воли то и дело возвращался домой: в глубине души он надеялся, что Вера его отыщет.

Каждый день втайне от себя он ждал ее приезда или письма. День шел за днем, она не появлялась и не давала о себе знать, прошли все сроки, и он подумал с горьким удовлетворением: «Все правильно».

Было немного сладко травить себя, он словно мстил кому-то; несколько дней Жвахин сыпал на рану соль, потом боль притупилась, но саднила в глубине беспрерывно.

Это было нечто новое для него. Все годы он был прочно защищен, отгорожен наглухо — и вдруг на тебе, открылось…

Спустя две недели устоявшаяся жизнь была нарушена.

Была суббота, полдень, тетка ушла в магазин, Жвахин слушал радио и не услышал ни шагов на крыльце, ни стука в дверь. Ему вдруг померещилось, что он не один.

— Кто здесь? — спросил он. — Тетя, ты? Забыла что-нибудь?

Ответа он не услышал. Жвахин убавил звук и встал.

— Кто здесь? — повторил он. — Есть кто-нибудь?

— Есть, — тихо ответил незнакомый женский голос.

— Ксения ушла, — сказал он. — Никого нет.

— А вы? — так же тихо, но с каким-то непонятным смыслом спросила женщина.

— Я? Я есть. Но вам, наверное, хозяйка нужна?

— Нет, — сказала женщина.

— Как? — не понял Жвахин.

Некоторое время она молчала, было тихо, он слышал, как поскрипывают половицы у нее под ногами.

— Здравствуйте, Николай Сергеевич, — с непонятной грустью сказала женщина.

— Мы знакомы? — удивился Жвахин.

— Нет, — ответила она.

— Откуда ж вы меня знаете?

— Знаю.

— А я вас?

— Нет.

Он почувствовал любопытство, начало какой-то игры, интерес — по крайней мере надо было найти отгадку.

Жвахин чувствовал, что она внимательно рассматривает его, но никак не мог понять, в чем дело. Вопросов он больше не задавал, ждал.

— Мы с вами учились вместе, — неожиданно сказала женщина.

— В одном классе? — удивился он.

— В школе. Вы были на три класса старше.

— А-а… — он покивал. — Я потом бросил.

— В девятом классе. Я тогда была в шестом.

— Вот оно что, — сказал он.

Ему казалось, она рассматривает его глаза, он повернулся к ней боком.