Свет на исходе дня

Мать знала его мысли. Он неумело и сбивчиво думал об этой живой связи, которую она только что ему показала, невнятно думал о тех, кто был до него и кто будет после.

В рассеянных его размышлениях возник было естественный и неизбежный вопрос о том, кто был первым, но потом он догадался, что первого не узнать. Эта догадка была уже посильной для него, и он неумело думал о своем месте в этой цепи, а потом додумался, что без него цепь порвется и те, кто будет после, не узнают того, что знали прежде. И тут он невразумительно понял, что упусти он что-то из этого знания, это будет ущерб для последующих.

— Пойдем? — голос матери вывел его из неподвижности.

Мальчик очнулся, кивнул и встал. Они вышли на открытый косогор. Знойный, горячий воздух дрожал над землей, колебля все очертания вокруг.

Впереди лежало открытое неограниченное пространство. После тесноты и замкнутости леса они почувствовали смутное облегчение: ничто не теснило и не подступало вплотную, взгляд беспрепятственно уходил вдаль.

Высоко и просторно открылось небо, необозримо лежала земля, раздвинутая высотой холма. Мальчик посмотрел вниз: под горой на солнце горела река, в ее излуках густо росли ракиты. Он оглянулся на мать, она улыбнулась и молча кивнула. Мальчик поставил кузовок и побежал.

Он бежал в высокой траве, не бежал — летел, не чуя ног, рассекал траву, хмелея от скорости, ветер и восторг забивали дух. Он бежал, это был уже не бег, а немного праздник, — не однажды вспомнит он потом в своей жизни, всякий раз, когда вспомнит детство.

Мальчик на бегу сорвал и отбросил рубашку и вонзился в воду. Мать весело смеялась, стоя на месте. Мальчик бежал по мелководью, падал и снова бежал; на бегу он обернулся к матери — его мокрое лицо светилось счастьем.

Спустя много лет высокий человек торопливо шел по лесу. Это был мшистый, болотистый, мрачный лес, в котором росли низкие, сучковатые, корявые сосны и было много голых, мертвых деревьев, лежащих коряг, непроходимых завалов и бурелома. В низких местах стояла неподвижная, затянутая ряской вода, окруженная куртинами камыша, широколистного сабельного рогоза и сплошного узловатого тростника, увенчанного серыми метлами. Посреди зарослей находились небольшие плесы, покрытые кувшинками. Местами над водой возвышались кочковатые коблы, обросшие по краям тальником, на которых ютились осины и ольхи.

В тот месяц часто шли дожди. Губчатый седой мох, называемый научно сфагнум, был переполнен влагой и не впитывал ее, как обычно, а с легкостью отдавал: каждый шаг оставлял за собой озерцо — след ноги, заполненный водой.

Человек спешил. Вода, коряги и поваленные стволы мешали идти, сучья и ветки рвали одежду. Тяжело дыша, человек торопливо шел, бежал, оступался, продирался сквозь заросли, падал, поднимался, перелезал через завалы, брел, шатаясь, по воде, и, хотя силы оставляли его, он настойчиво стремился вперед.

Был август.

Еще за три месяца перед этим человек находился далеко от сумрачного заболоченного леса, и сама вероятность подобного бега показалась бы невозможной.

Часть первая МАЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1. Весна запоздала, тянулась долго и лениво; тепло прибывало медленно, и хотя было известно точно, что впереди лето, погода его как будто и не сулила.

А потом налетел вдруг остервенелый юго-западный ветер, рожденный в теплых морях, обрушился шквально и устроил погром.

Ветер несся вдоль улиц, врывался на площади, буйно вламывался в подворотни и чердаки, гремел жестью крыш, бился во дворах и бешено трепал деревья. Не было ни одного укромного места, куда б он не проник. И хотя досталось и людям, особенно женщинам, горожане улыбались, беспомощно сражаясь с ним на улицах, а он насмешничал и задирался, хватая шляпы, подолы и волосы.

Ветер разметал и унес все, что плохо лежало, выдул с улиц мусор и словно прорвал стену, оборонявшую город. И тогда в пролом хлынуло тепло и лето вступило в город.

Люди оглушенно и недоверчиво озирались и не спешили менять одежду. Но ветер исчез, улетел, пропал, и власть перешла к жаре.

В первую же субботу шоссе, ведущие из города, были забиты легковыми автомобилями. Приунывшие за долгую зиму, поскучневшие в весеннюю слякоть горожане встрепенулись и сообща кинулись за город.

Казалось, по команде из города хлынуло все население. Точно внезапно возникла общая угроза и все стремглав понеслись прочь. Но опасности не было, виной бегства были лишь жара, погожий день, весна…

Над пригородными дорогами повисли вертолеты автоинспекции, сверху автострады были похожи на быстрые лаковые потоки, бегущие в одном направлении, эфир забивала толчея беспокойных голосов: милицейские рации работали не смолкая.

Пассажиры ели, спали, разговаривали, слушали музыку, заключенные в металлическую скорлупу, и могло показаться — они и впредь будут жить так, в нескончаемой общей гонке. Отныне и до века.