Читаем Свет на исходе дня полностью

В одной из машин сидели четверо — двое мужчин и две женщины. Все молчали. По сторонам тянулись пригородные перелески и рощи, покрытые нежной зеленью, но их никто не замечал, все напряженно следили за дорогой и соседними машинами, которые шли впереди, справа, сзади и слева — плотная, с мелкими просветами масса, из которой, казалось, нет выхода. И хотя во всех машинах были видны люди, их лица, плечи, глаза, шевелящиеся рты, было в этом общем движении что-то неживое.

Иногда движение замедлялось, все нетерпеливо тянули шеи, досадуя на задержку, а потом машины дружно срывались с места: разноцветная, пестрая, ревущая волна стремглав катилась вперед, над дорогой таял белый сухой дым.

Четверо продолжали молчать. Впереди загорелись красные стоп-сигналы, передние машины снова замедлили ход и остановились. Дорога была забита. Машины стояли вплотную, почти касаясь друг друга; захоти кто-нибудь выйти, дверцы было просто не открыть.

Они стояли посреди шоссе, вокруг были видны повторенные многократно в разной окраске борта, крылья, капоты, багажники — ни просвета, ни щели.

— Где мы? — спросила одна из женщин.

Сидевший за рулем мужчина молча пожал плечами. Обзор со всех сторон был закрыт, на солнце блестели стекла, сверкал металл, бормотание моторов мешалось со звуками радио. Могло показаться, что, кроме автомобилей, на земле ничего не осталось.

— Кажется, мы в плену, — заметила вторая женщина.

Блондинка сидела на переднем сиденье рядом с водителем, это была его жена; вторая семейная пара размещалась сзади; мужчины скучали, с досадой озирались по сторонам, женщины терпеливо ждали; на них пялились из соседних машин.

Машины стояли, тесно прижавшись друг к другу, подставив солнцу блестящие крыши, и монотонно урчали — многогорбое, плотно сбившееся стадо, брошенное на произвол судьбы. Неизвестно было, сколько так можно простоять. Тянулось время, раздражающе цедилось под сонливый рокот моторов, казалось, все обречены провести в этой неподвижной колонне остаток жизни.

— Главное достоинство автомобиля — это скорость, — заметил владелец машины.

Все улыбнулись, стало немного легче.

— Я сейчас вылезу в окно и по крышам отправлюсь глянуть, что там стряслось, — продолжал хозяин машины.

— Тебе уже невтерпеж, — ответила ему жена.

— Я ехать хочу! — объявил он вдруг громко, словно на площади. — Ехать хочу! Ехать! Машины существуют для езды! Я ехать хочу! Я купил машину, чтобы ездить! Сидеть я могу где угодно. Машины, чтобы ездить! Я хочу ехать!

Все засмеялись, он продолжал капризно выкрикивать:

— Я ехать хочу! В этом нет ничего плохого. Я никого не обижаю, я хочу ехать!

— Остановись, — улыбаясь, сказала жена.

Передние машины тронулись с места, мужчина умолк и выжал сцепление.

— Видишь, помогло заклинание, — сказал он жене. — Главное — это верить.

Они медленно ехали в общем потоке. Дорога стала узкой, с вертолета автоинспекции колонна была похожа на пеструю блестящую гусеницу, ползущую по земле, крыши напоминали глянцевую чешую. Металлическая лакированная гусеница с дымным назойливым ворчанием волокла тело среди холмов и перелесков. Понятно было, что в машинах находятся люди, но и нечто мертвое было в этом медленном механическом движении, какое-то отсутствие жизни.

— Так и будем тащиться все вместе? — спросила шатенка.

— Ничего не поделаешь, — ответил владелец машины. — Цивилизация автомобилей.

Дорога стала еще у́же, ни вырваться, ни свернуть; только и оставалось, что ползти со всеми, катить еле-еле вплотную к соседям, не отставая и не торопясь, сбитой рокочущей толпой, и казалось, заглохни мотор, машина не остановится, ей просто не дадут остановиться, сообща поволокут дальше.

— Не езда, а кошмарный сон, — сказала шатенка.

Это действительно было похоже на сон. Медленное, оцепенелое движение, яркий холодный блеск, дремотное, сомнамбулическое вращение колес, неподвижные люди, заключенные в металлическую скорлупу… И, как во сне, не было возможности рвануться прочь и освободиться. Они ползли в общем потоке.

— Сдохнуть можно, — сказал хозяин машины.

Они доползли до железнодорожного переезда. Дорога здесь становилась совсем узкой, машины ерзали, тесня друг друга, нервно сигналили, стараясь проскочить вперед; те, кому удавалось прорваться, переваливали, ныряя вверх-вниз, через дощатый помост и скатывались с другой стороны.

Четверо напряженно озирались по сторонам. Хозяин машины в раздражении и досаде быстро выворачивал руль то вправо, то влево, подавал вперед и назад, маневрируя в тесноте. Наконец он в борьбе добыл себе удобное место, но тут резко завопил сигнал, перемигнулись под козырьком красные фонари, и короткий полосатый шлагбаум дрогнул, пошел вниз и, качнувшись, перекрыл дорогу.

— Везет! — только и сказал сидящий за рулем мужчина.

— По крайней мере теперь мы первые, — заметила его жена.

— Не знаю… — покачал он с сомнением головой.

— А что может случиться? — спросил с заднего сиденья второй мужчина.

— Откуда я знаю, Алеша? Вдруг, пока мы стоим, выйдет распоряжение переносить машины через железную дорогу на руках.

— Перенесем, — убежденно сказала шатенка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези