Потрясенный, Майкл видел, как лицо Эмалет исчезло под градом пуль, пронзивших ее, как рухнуло ее тело! Не потому ли плакала Роуан? Или она просто устала и потому глядела недоуменными, слегка увлажнившимися глазами на Эша. А тот в свою очередь смотрел на женщину. Что все это должно было означать для нее?
— Прекрасная Тесса, — сказал Эш, слегка приподняв брови.
— В чем дело? — спросил Гордон. — Что происходит? Скажите мне, что случилось с вами обоими. — Он приблизился, но остановился, очевидно не желая встать между ними. Его голос стал звучным и наполнился печалью. Это был голос оратора или, по крайней мере, человека, знающего, как оказывать влияние на слушателей. — Ох, Боже мой, я вовсе не об этом мечтал — не о том, что произойдет здесь, в этом месте, в присутствии людей, которые воистину не в состоянии понять смысл происходящего.
Но он был слишком переполнен эмоциями, чтобы можно было заподозрить его в хитрости или неискренности, в том, что он пытается их обмануть. Его жесты уже утратили всякую истеричность. Они были трагическими.
Эш стоял невозмутимый как всегда, спокойно улыбаясь Тессе, а затем с удовольствием кивнул, когда ее маленький рот раскрылся, а щеки округлились от улыбки.
— Вы очень красивы, — прошептал Эш и поднял ее руку к губам. Он поцеловал свои пальцы и запечатлел этот поцелуй на ее щеке.
Она вздохнула, распрямила шею, позволив длинным волосам упасть ей на спину, затем потянулась к нему, и он заключил ее в объятия. Он поцеловал ее, но в этом поцелуе не было страсти. Майкл успел заметить это. Гордон встал между ними, обнял Тессу за талию и нежно отвел ее назад.
— Не здесь, прошу вас. О, пожалуйста, не надо, не так, как в публичном доме.
Он отпустил Тессу и приблизился к Эшу, сложив руки, как для молитвы, и вглядываясь в него теперь без малейшего страха, как будто вдруг увидел перед собой цель гораздо более важную, чем собственное выживание.
— Разве это место достойно брачной церемонии Тал-Tocas' — спросил он почтительно, голосом звучным и умоляющим. — Где находится священнейшее место в Англии, где путь святого Михаила проходит через вершину холма, и разрушенная башня древней церкви Святого Михаила все еще стоит на страже?
Эш отнесся к его словам почти печально, спокойный, он просто слушал его, пока тот продолжал говорить, охваченный волнением.
— Позвольте мне отвести вас туда, вас обоих, позвольте мне увидеть бракосочетание Талтоса на скалистой вершине холма Гластонбери! — Его голос стал тихим, а слова он произносил размеренно, неторопливо. — Если я увижу чудо рождения там, на священной горе, на месте, где сам Христос ступил на землю Англии, — где погибли старые боги и вознеслись новые, где пролилась кровь в защиту всего святого… Если я увижу рождение взрослого отпрыска, увижу, как он обнимает своих родителей, — символ самой жизни… Тогда для меня перестанет иметь значение, буду я жить или умру.
Он поднял руки, словно держал в них священный замысел, а его голос утратил истерическое звучание, глаза прояснились и смотрели почти нежно.
Юрий глядел на него с нескрываемым подозрением.
Эш являл собой символ воплощенного терпения, но впервые Майкл заметил в глубине его глаз мрачные эмоции; даже его улыбка казалась горькой.
— В таком случае, — сказал Гордон, — я увидел бы то, для воплощения чего был рожден. Я стал бы свидетелем чуда, которое воспевают поэты и которое снится старикам. Чуда, превосходящего все, которые я когда-либо знал, с тех пор как мои глаза научились читать, а мои уши — слышать сказки, которые мне рассказывали, а мой язык научился образовывать слова, способные выразить сильнейшие склонности моего сердца.
Подарите мне эти последние драгоценные моменты, время для путешествия туда. Это не слишком далеко отсюда. Едва ли больше четверти часа — всего несколько минут для нас всех. И на вершине холма Гластонбери я вручу ее вам, как отец вручает дочь, мое сокровище, мою возлюбленную Тессу, чтобы вы совершили то, чего оба желаете.
Он остановился, глядя на Эша, отчаянно спокойный и глубоко опечаленный, словно за этими словами скрывалось полное приятие собственной смерти.
Он не обратил внимания на открытое, но молчаливое презрение Юрия. Майкла удивило полное преображение, произошедшее в старике, его безоговорочная убежденность.
— Гластонбери, — прошептал Стюарт. — Прошу вас. Не здесь. — И наконец тряхнул головой. — Не здесь, — прошептал он и умолк.
Лицо Эша не изменилось. А затем, очень мягко, словно сообщая ужасную тайну нежной душе, человеку, которому сочувствовал, он сказал:
— Соединения быть не может, не будет и отпрыска. — Он говорил медленно. — Она стара, ваше прекрасное сокровище. Она не может родить. Ее источник высох.
— Стара — Стюарт был ошеломлен, он не мог поверить. — Стара? — прошептал он. — Вы сумасшедший. Как вы могли сказать такое?
Он беспомощно обернулся к Тессе, наблюдавшей за ним без боли и разочарования.