Талтос

— На Тирона Макнамару, фотографии которого есть у Беатрис. Вы это знаете? Те гравюры у нее на стене? Отца Джулиена? Ну, Райен, быть может, он твой прадед. Я видела множество кузенов такого рода в генеалогической лаборатории. Ирландцев, быть может, — ты никогда не замечал ничего такого? Конечно, ты не видел, ведь тогда бы у всех вас была ирландская кровь, французская кровь…

— И датская кровь, — заметил Райен сдавленным, тихим голосом

Он взглянул на Мону, а затем обернулся к Мэри-Джейн. — Я должен идти.

— Постой секунду! Это правда? — потребовала ответа Мона. Она проглотила рис и запила его молоком. — Это именно то, что ты собирался сказать мне? Майкл — из Мэйфейров?

— Там есть упоминание, — сказал Райен, — в тех бумагах, и, очевидно, они имеют недвусмысленное отношение к Майклу.

— Черт подери, ты сам так не думаешь, — сказала Мона

— Вы все та-а-ак бесподобно родственны! — протянула Мэри-Джейн. — Это как в королевской семье. А здесь восседает сама Царица

— Боюсь, ты права, — сказал Райен. — Мона, ты принимала свое лекарство?

— Конечно нет. Чтобы я сама травила свою дочь?

— Так, выбора у меня не осталось, я ухожу, — сказал он. — Постарайтесь вести себя прилично. Помните, дом окружен охранниками. Я не желаю, чтобы вы выходили на улицу. И, пожалуйста, не выводите из себя Эухению!

— Чудище несуразное! — отозвалась Мона. — Не уходи. Ты украшение вечера Что значит «не выводите из себя Эухению!»

— Когда придешь в себя, пожалуйста, позвони мне. А что, если родится мальчик? Надеюсь, ты не собираешься рисковать жизнью младенца для определения его пола?

— Он, конечно, не мальчик, глупый, — сказала Мона. — Это девочка, и я уже назвала ее Морриган. Я позвоню тебе. Ладно?

И он унесся дальше, спеша по-своему, то есть совершенно бесшумно. Примерно так же спешат няни или доктора.

— Не прикасайтесь к тем бумагам, — напомнил он из кладовой дворецкого.

Мона расслабилась и глубоко вздохнула. Райен — последний взрослый, которому было предписано наблюдать за ними, насколько ей было известно. А что там о Майкле?

— Боже, ты думаешь, это правда? Эй, Мэри-Джейн, когда мы здесь закончим, пойдем наверх и посмотрим эти бумаги.

— Ох, Мона, я не знаю. Ведь он говорил о бумагах Роуан. Разве он не запретил заглядывать в них? Мона, хочешь немного сметанного соуса? Не хочешь цыплят? Это лучшие цыплята, которых я когда-либо готовила.

— Сметанный соус! Ты не говорила, что это был сметанный соус. Морриган не хочет мяса. Послушай, я имею право посмотреть эти бумаги. Если он писал это, если он оставил какие-нибудь записи…

— Кто он?

— Лэшер. Ты знаешь, кто он. Только не говори, что твоя бабушка не рассказывала тебе.

— Она рассказывала мне, все правильно. А ты веришь в него?

— Верить в него, куколка? Ведь он чуть не напал на меня. Я чудом не стала одной из его жертв, так же как моя мать, тетя Гиффорд и все те бедные умершие женщины Мэйфейров. Разумеется, я верю в него, почему он…

Она поймала себя на том, что указывает на сад, в направлении дерева. Нет, не следует говорить ей об этом, она поклялась Майклу никогда не рассказывать никому о похороненных там и о той другой, невинной Эмалет, которая должна была умереть, хотя никогда ничего дурного никому не сделала

«Не ты, Морриган, ты не беспокойся, моя девочка, моя малышка!»

— Долгая история, нет времени на нее, — сказала Мона.

— Я знаю о Лэшере, — сказала Мэри-Джейн. — Знаю, что случилось. Бабушка рассказала мне. Другие не говорили прямо, что он убивал женщин. Они только сказали, что бабушка и я должны уехать в Новый Орлеан и оставаться там с кем-нибудь из родственников. Мы так не поступили, но с нами ничего не случилось! Ну а ты знаешь?

Мона пожала плечами и покачала головой.

— Это могло стать ужасной ошибкой, — сказала она.

«Сметанный соус удивительно хорош с рисом. Почему вся эта пища белая, Морриган?

«Деревья были усыпаны яблоками, и у них была белая мякоть, и клубни, и корни, которые мы выкапывали из земли, были белыми, и это был рай». Ох, но взгляни на звезды. Был ли когда-то безупречный мир по-настоящему безупречным или каждый день возникали все новые ужасные угрозы природы и все разрушалось так, как разрушено теперь? Если ты живешь в страхе, какое значение имеет все это…»

— В чем дело, Мона? — спросила Мэри-Джейн. — Эй, перестань расстраиваться из-за этого!

— Да нет, ничего, все в порядке, — покачала головой Мона Я только что увидела мимолетный сон; он промелькнул передо мной как вспышка, там, в саду. У меня был потрясающий разговор с кем-то. Знаешь, Мэри-Джейн, люди должны получать воспитание, чтобы они могли понимать друг друга. Тебе ясно, что я имею в виду? Вот посмотри, прямо сейчас ты и я — мы обе — обучаем друг друга взаимопониманию. Ты улавливаешь мою мысль?

— О да, конечно, и затем ты поднимаешь трубку телефона и звонишь мне в Фонтевро, и говоришь: «Мэри-Джейн, ты мне нужна!» — и я тут же вскакиваю, бросаюсь в свой пикап, включаю зажигание — и вот я у тебя дома