Талтос

Мона выпрямилась и спрыгнула со стола, огладила черную юбку и быстро обулась в причудливые туфли. Нет необходимости расшнуровывать или зашнуровывать, хотя, если бы тетя Гиффорд увидела, как она втискивает ноги в дорогие туфли, она бы закричала.

— Я должна идти, — сказала она, — Меня ждут на похоронах.

— Это не тот ли несчастный, что женился на вашей кузине и которого сшибла машина?

— Точно, именно этот бедняга. Послушайте, Аннелле, может, можно сделать один из таких тестов, которые позволяют увидеть плод?

— Да, и он подтвердит в точности то, что я сказала: у вас уже двенадцать недель. Теперь послушайте меня. Вы должны принимать все диетические добавки, которые я буду прописывать. Тринадцатилетний организм не готов родить ребенка

— Хорошо. Я хочу договориться о приеме для проведения теста, в котором можно увидеть его. — Мона направилась к двери и уже взялась за ручку, но вдруг остановилась. — Похоже, я передумала, — сказала она, — пожалуй, лучше воздержаться от теста.

— В чем дело?

— Я не знаю. Просто давайте оставим его в покое на некоторое время. Тесты могут оказаться ужасными, разве не так?

— О, мой Боже! Вы бледнеете буквально на глазах!

— Нет, со мной все в порядке. Я только собралась упасть в обморок, как героиня плохого кинофильма.

Мона прошла по ковру маленького холла перед приемной и вышла за дверь, хотя доктор окликнула ее. Дверь с размаху захлопнулась, и она поспешила в остекленный вестибюль.

Машина ждала ее у тротуара. Райен стоял возле нее, сложив руки на груди. Одетый в темно-синий костюм для похорон, он выглядел почти так же, как всегда, только глаза у него слезились и сам он явно был весьма утомлен. Он открыл перед Моной дверь машины.

— Ну и что сказала доктор Залтер? — спросил он. Он обернулся, чтобы взглянуть на нее, сверху вниз, весьма внимательно.

Она воистину уже хотела, чтобы все перестали смотреть на нее.

— Я беременна, это точно, — сказала Мона. — Все в порядке. Поехали отсюда

— Мы уезжаем. Ты чем-то встревожена? Быть может, это начинает действовать на тебя?

— Разумеется, я не считаю себя несчастной. Почему я должна чувствовать себя несчастной? Я думаю об Эроне. Майкл или Роуан не звонили?

— Нет, пока что нет. Возможно, именно сейчас они спят. В чем дело, Мона?

— Райен, остынь, ладно? Люди не перестают расспрашивать, в чем дело. Нет никакого дела. Иногда случаются вещи… ужасающе быстро.

— У тебя на лице слишком необычное выражение, — сказал Райен. — Ты выглядишь испуганной.

— Вовсе нет. Просто размышляю, на что это может быть похоже. Мой собственный ребенок. Ты ведь уже рассказал всем, не так ли? Ради Бога, ни проповедей, ни молитв.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Ты распорядитель наследства Никто не осмелится ничего сказать тебе. Если кто-нибудь и скажет, то разве что только я. Но я не могу заставить себя стать в позу и произнести обличительную речь — то, что обычно принято говорить.

— Отлично, — отозвалась она

— Мы понесли столь тяжелую утрату, а здесь появляется надежда на новую жизнь, и я расцениваю это событие как радостное — мне хочется скорее обнять ребенка и защитить.

— Ты спятил, Райен. Ты действительно устал. Тебе необходимо немного отдохнуть.

— Не хочешь ли ты рассказать мне прямо сейчас?

— Рассказать что, Райен?

— О том, кто отец, Мона. Ведь ты не собираешься скрывать его, не так ли? Это кузен Дэвид?

— Нет, это не Дэвид. Забудь о Дэвиде.

— Юрий?

— Что это такое? Что это за вопросы? Я знаю, кто отец ребенка, если именно это тебя интересует, но я не желаю говорить об этом сейчас. А имя отца станет тебе известно, как только ребенок родится.

— До того.

— Я не хочу, чтобы в ребенка вкалывали какие-то иглы. Я не желаю, чтобы ему хоть что-нибудь угрожало. Я уже сказала, что мне известен отец ребенка. Я сообщу вам его имя, когда сочту это необходимым.

— Это Майкл Карри — я прав?

Она обернулась и уставилась на него. Слишком поздно отрицать очевидное.

Он видел это по ее лицу. А он чувствовал себя совершенно измотанным, лишенным обычной для него твердости. Он был похож на человека, существующего только за счет постоянного приема сильнодействующих лекарств, — напряженный и более ранимый, чем обычно. Хорошо, что они ехали в лимузине, и ему не пришлось садиться за руль. Он бы врезался прямо в ограду.

— Гиффорд сказала мне, — заторможено, словно наркоман, произнес он. Выглянул в окно. Они медленно проезжали по Сент-Чарльз-авеню, мимо красивейших особняков города и очень старых деревьев.

— Начал снова? — спросила она. — Так это Гиффорд сказала тебе? Райен, с тобой все в порядке? — Что же случилось с этой семьей, если у самого Райена не все дома. У нее было достаточно забот и без этого. — Райен, ответь мне.

— Это был сон, который я видел прошлой ночью, — ответил он наконец, обернувшись к ней. — Гиффорд явилась мне и сказала, что отец — Майкл Карри.

— Выглядела ли Гиффорд радостной или печальной?

— Радостной или печальной? — Он глубоко задумался. — Сказать по правде, не помню.