Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

В эту минуту Этьен обезумел. Глаза его застилал какой-то красный туман, кровь бросилась в голову. Его охватила жажда убить, преодолимая, физическая потребность, подобно тому как прилив крови к слизистой оболочке в горле вызывает приступ кашля. По требность убить все возрастала против его воли, под воздействием наследственной болезни. Он схватил выступавшую из стены слоистую пластину сланца, расшатал ее и оторвал большой, тяжелый кусок. Потом обеими руками с удесятеренной силой обрушил этот камень на голову противника. Шаваль не успел отскочить и упал с разбитым лицом, с размозженным черепом. Мозг брызнул в кровлю галереи; из широкой раны полилась алая струя и побежала, как быстрый ручеек. Тотчас натекла лужа крови, и в ней тусклой звездочкой отражался огонек коптившей лампы. Мрак окутывал замурованную пещеру; мертвое тело, лежавшее на земле, казалось черным бугром, кучей угольной мелочи [Золя 1960, X: 536][130]

В результате обвала в шахте, устроенного Сувариным, Этьен, Шаваль и Катрин оказываются запертыми в небольшом пространстве. После убийства тело Шаваля долгое время остается рядом в воде. Однако перед смертью Катрин тон повествования вновь сменяется с натуралистичного на возвышенный:

В безотчетном порыве она бросилась ему на шею, сама искала его губы, прильнула к ним поцелуем в самозабвенной страсти. Мрак сменился для нее светом, она смеялась воркующим смехом влюбленной женщины. Этьен затрепетал, почувствовав, как она приникла к нему, почти нагая, едва прикрытая лохмотьями, и в пробудившемся желании сжал ее в объятиях. Пришла для них ночь любви в глубине этой могилы, где брачным ложем служил им слой грязи; они не хотели умереть, не получив своей доли счастья, они упорно хотели жить и в последний миг зачать новую жизнь. В ночь отчаяния, перед лицом смерти они познали исступление любви [Там же: 545–546].

Силой, трансформирующей модус художественности в тексте, здесь становится не нравственное раскаяние, а любовь. Эта тема семантически, поэтически, эстетически способствует в данному случае явному переходу от низменного к возвышенному, конкретнее – трагическому модусу. Если сопоставить «Жерминаль» с «Терезой Ракен», то становится ясно, что Э. Золя, постулирующий принципы беспристрастного научного описания в литературе, все же с разной степенью симпатии относился к различным социальным средам – мелкобуржуазной и пролетарской, что отразилось и в эстетическом оформлении танатологических сюжетных ситуаций.