Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию

Реалистичность (натуралистичность) низменного закономерно детерминирует его профанность (секуляризованность)[131]. С эстетико-идеологической точки зрения, этот факт может быть представлен как противопоставление сакрализованного образа автора / скриптора, обладающего высоким мастерством, в Средневековье напрямую связанного с благословенной деятельностью по созданию религиозных предметов и текстов, и анонимной фигуры сказителя, транслирующего фольклорный нарратив и до определенного времени не ценимого художественной элитой. Секуляризация культуры и литературы в эпоху Просвещения привела к снижению религиозного градуса в искусстве, и для разделения высокого и низкого стали использоваться другие основания, в том числе шкала вкуса, морали и профессионализма. В итоге с проблемой священного в искусстве остался связанным лишь профессионализм: в романтизме и модернизме (символизме, футуризме) активно разрабатывалась идея особого статуса автора, уподоблявшегося в творении своего художественного мира демиургу. Эта идея последовательно развенчивалась реалистами и постмодернистами: для одних приоритетным было изображение объективной действительности, доходящее до самоустранения автора, другие с помощью иронии пытались устранить любое самовозвеличивание вообще.

Проблема соотношения сакрального и профанного – вопрос веры человека. Танатологическая ситуация часто переворачивает картину мира людей, превращая ее из светской в религиозную, из религиозной в светскую. В литературе эта трансформация влияет и на эстетическое завершение текста. Ярким примером тому может служить эпизод смерти старца Зосимы в романе Ф. Достоевского «Братья Карамазовы».

Творчество Ф. Достоевского в целом можно определить как противостояние возвышенного и низменного, возникающее в различных жизненных ситуациях или во время «экспериментов», проводимых персонажами. В «Братьях Карамазовых» одной из таких ситуаций становится смерть старца Зосимы, после которой вместо ожидаемого чуда нетления и благоухания от трупа начинает исходить «тлетворный дух». Ситуация священного благоговения и почитания профанируется:

Лишь только начало обнаруживаться тление, то уже по одному виду входивших в келью усопшего иноков можно было заключить, зачем они приходят. Войдет, постоит недолго и выходит подтвердить скорее весть другим, толпою ожидающим извне. Иные из сих ожидавших скорбно покивали главами, но другие даже и скрывать уже не хотели своей радости, явно сиявшей в озлобленных взорах их. И никто-то их не укорял более, никто-то доброго гласа не подымал, что было даже и чудно, ибо преданных усопшему старцу было в монастыре все же большинство; но уж так видно сам господь допустил, чтобы на сей раз меньшинство временно одержало верх. В скорости стали являться в келью такими же соглядатаями и светские, более из образованных посетителей. Простого же народу входило мало, хотя и столпилось много его у ворот скитских [Достоевский 1972, XIV: 299].

Именно глубокое почитание старца при жизни приводит к такому сильному развенчанию его авторитета и ореола святости после смерти. Многие воспринимают это событие как «суд божий», вспоминают несоблюдение Зосимой христианских заповедей, обвиняют его в гордыне. У горожан и священников открываются различные низменные чувства: любопытство, злорадство, зависть. Повествователь и почитающий старца отец Паисий называют произошедшее «соблазном», через который проверяется вера. Для развития действия в романе особенно важен духовный надлом внутри Алеши Карамазова, который после случившегося сомневается в высшей «справедливости», уходит в свет и уже в полной мере «включается» как персонаж в основные сюжетные линии произведения.