The wise man grows happiness under his feet (СИ)

Но теперь Мэтт разительно изменился. Она заметила это сразу, когда он вошёл в её дом. Бросившегося к нему Бинки он не отпихнул ногой, как всегда, а просто проигнорировал, а её саму сразу обнял. Она всегда знала, что сын очень любит её, но на этот раз в нём было столько теплоты и сердечности, что это показалось непривычным. Да и вообще он стал каким-то другим, даже черты лица разгладились и смягчились. Она очень любила его, но не идеализировала и не оценивала субъективно. «Рожа просит кирпича» — это всегда было про него, с самого детства, когда он в одиночку дрался с целой сворой соседских мальчишек. Разбивал коленки и ладошки, ревел, размазывал грязь и слёзы по лицу, но дрался. Проигрывал их количеству, но дрался.

Когда его бизнес так быстро пошёл в гору, она снова не обольщалась. Конечно, не всё там было чисто и честно, но на это она тоже предпочла закрыть глаза. Она умела любить его таким, какой он есть, со всеми недостатками.

Но сейчас на неё смотрел будто совсем другой человек. И улыбался он не одной стороной рта, как всегда, а широко и открыто, как улыбался редко. Как когда-то давно, в детстве.

Маргарет поняла всё со смешанным чувством ужаса и облегчения. С тех пор, как глупенький Алекс выложил ей всё по-честному, она подспудно ждала, что между ними что-то произойдёт. И боялась она именно того, что после произошедшего они возненавидят друг друга, возненавидят люто и непоправимо.

Но Мэтт светился, как новенький цент, и она выдохнула с облегчением. По крайней мере, проблема не между ними двумя, а между ними и законом, а уж эту проблему можно и обойти.

— Привет, мам, — Мэтт продолжал улыбаться от уха до уха. — Я заехал спросить: может, поедешь ко мне? Мы соскучились.

«Мы» убедило Маргарет окончательно в правильности её догадок. «Мы» не могло значить ничего другого. Это «мы» сейчас говорило больше, чем все штампы, кольца и обряды вместе взятые. Она боялась, что Мэтт никогда не скажет это слово так, как сказал сейчас, с такой интонацией.

— Хорошо, — она слабо улыбнулась, чувствуя всё же некое смущение перед тем, что должна была нарушить их уединение. — Вечером отвезёшь меня назад?

— Да оставайся ночевать, я соскучился. Давай, одевайся тогда, я жду.

— А с Бинки погулять?

— Бери с собой своего сраного Бинки, и поехали, — кто бы мог подумать, какая неслыханная милость!

Услышав своё имя, пёс радостно завертелся под ногами, норовя боднуть хозяйку в колено, повизгивал, махал хвостом с длинной-длинной шерстью. Мэтта даже эта собачья суматоха не злила, как бывало обычно. Он был само благодушие.

Всю дорогу Маргарет рассказывала о своём отдыхе, а Мэтт внимательно слушал и задавал вопросы. Не то чтобы раньше он был невнимательным к ней, как раз наоборот, он всегда был хорошим сыном при всех его остальных недостатках. Он умел слушать внимательно и чутко, но на этот раз он превзошёл сам себя. А Маргарет и радовалась, потому что знала: когда она расскажет об отпуске всё, разговор рано или поздно подойдёт к щекотливой и неловкой теме. Может, Мэтт тоже это знал, и потому расспрашивал так подробно, а может и правда интересовался.

В любом случае, они так увлеклись обсуждением поездки, что, когда подъехали к дому, темы всё ещё не иссякли.

Пока Мэтт парковал машину, Маргарет побродила с Бинки по увядающему осеннему саду, проигнорировав напутствие «на цветы чтоб не ссал», брошенное в спину.

Стоял ясный сентябрьский вечер. Небо было всё ещё высокое и синее, на горизонте медленно окрашивавшееся багрово-оранжевыми тонами, которые за то время, что Маргарет гуляла, расплескались от края до края, озаряя местность странным жёлтым светом садящегося солнца. Бинки семенил туда-сюда, шурша опавшими листьями, пока ещё не грязно-коричневыми, а золотистыми, бордовыми, с зелёными крапинами.

— Мам! — позвал Мэтт уже с порога.

Маргарет заторопилась к дому, похлопывая себя по бедру, чтобы Бинки шёл за ней. Но Бинки не шёл. В чужом саду, где он бывал так редко, нашлось много всего интересного, что непременно надо было исследовать. Мэтт, ухмыляясь, наблюдал за бесплодными попытками матери призвать своё лохматое сокровище к дому, дисциплине и совести, наблюдал долго и с нескрываемым злорадством, но потом сжалился.

— Бинки!

Уж на его строгий окрик пёс примчался так, что только уши развевались на ветру. Маргарет ревниво глянула и на сына, и на своего пса.

— И почему только он тебя слушается?

Мэтт уже открыл рот, чтобы ответить, но Маргарет, приблизительно догадываясь о сути ответа, вскинула руку:

— Только вот не надо мне про стальные яйца!

Мэтт хмыкнул и пожал плечами, отпер дверь и пропустил вперёд сначала Бинки, а потом и мать.

Макс уже ждал в коридоре, давно заслышав голоса. Он с любопытством рассматривал Бинки, редкого гостя в этом доме. В отличие от Мэтта, Макс был к нему дружелюбен: Бинки никогда не претендовал на лидерство, в целом вёл себя деликатно, и выяснять с ним отношения было не из-за чего. Поэтому в редкие свои появления в доме Мэтта Бинки переходил под защиту и покровительство Макса, и Мэтт не трогал его.