Том 15 (XVII век)

Брандебурской: «Два пустынника негде жили — единъ глух, но зрячь, другий слепъ, но слышитъ. Принесе же некто им хлебъ недопеченъ, дая глухому рече: „Приими, отче, хлебъ да сыр". Онъ же приятъ неразсудно[1688]. Другий же, аще и слепъ, но обаче слышитъ, яко дали имъ хлеб да сыръ. По времени они начаша ясти, рече ему слепый: „Сей хлебъ есть, где убо сыръ?" Рече ему братъ: „Единъ подали хлебъ, сыра же не было". Слепый же разгневася, рече: «Не самъ ли азъ слышахъ, яко давый рекъ: „Приими, отче, хлебъ да сыр". И оттого межъ ими нача быти велий гневъ за потаение сыра. Слепъ — кто будет не разсуждая, таковый всякому слову веритъ и неправедному даянию внемлетъ и оттого скоро на гневъ подъвизается, и гневается, и сварится. Глухъ же — кто без оговору что приимаетъ и смутному слову не внимаетъ. Смутитель есть той, иже сприглагола и семъ лишняго слова; оттого бо всяка смута и гневъ бывает».

Португалской: «Виновенъ ли бесъ всякому согрешению нашему или ни?»

Брандебурской: «Нанесенными мысльми виновенъ есть, а не деломъ».

Португалской: «По чему разумети, яко деломъ не виновенъ, но точию мысльми?

Брандебурской: «У некоего пустынника молитвою связанъ[1689] бесъ стрежаше репы его. И некогда прииде человекъ, нача рвати репы, яко да возмет ю[1690] себе. И бесъ его окликалъ, дабы не рвалъ репы, и хотелъ сказати пустыннику. Онъ же мнев, яко привидение чюдится, а не истинное глаголание. И егда хотяше отити, не можаше подняти носила от множестъва репы. Изчезе шедъ бесъ, сказа пустыннику о немъ. И изъшедъ пустынникъ, потяза[1691] его о крадение репы. Онъ же, кланяяся ему, прося прощения и рече: „Прости мя, святъче Божий — бесъ научи се творити". Абие воскрича бесъ: „О неправедне! Не трижды ли оглашу[1692] тя: «Не рви репы, скажу старцу!» Почто ты напрасно мя злословишъ и клевещиши на неповиннаго крадению твоему?" И паки человекъ той рече: „Простите мя, старче, Бога ради. От своея мысли смущенъ бе о сем". И абие простивъ, отпусти его с репою. Посемъ[1693] мнитъ ми ся, яко невиненъ намъ бесъ деломъ, но мыслию точию».

Португалской некаку харатийцу[1694] вземъ и в руку свою держа, заваду себе творя[1695], и абие вопроси: «Что есть — ни небо, ни земля, а видомъ же светъла. На томъ садятся птицы черныя; главы у нихъ червленыя[1696] тыхъ птицъ три назидаютъ[1697], два назираютъ, единъ повелеваетъ. И от тыхъ птицъ многи спасени и от королей в чести бываютъ, неция же погибаютъ?»

Брандебурской: «Ни небо, ни земля, ни ина кая тварь видомъ бела с черными птицами и с назиратели и с протчими твоими сказании во многихъ государствахъ и королевствах обретается. И мнитъ ми ся велми нечто мало есть, идеже быти того не было, но аще инде того и по малу, но обаче везде есть. Червленыя же главы не везде обретаются, но точию в Росии — тамо бо ихъ велми любятъ и зело любителни к сказанию птицъ тех паче многих языкъ[1698], но своимъ точию любомудръствомъ не толико же друком».

Португалской: «Не истинно ми вещаеши о семъ[1699]. Мню, яко ты сего не веси. Рцы ми о семъ истинно, что есть, что хощу бо тя симъ посрамити».

Брандебурской: «Ни небо, ни земля, ни иная кая тварь видомъ светла — бумага. Птицы черныя — слова книжныя или писма. Главы червленыя — пропись въ книгахъ, слова красныя. Сие бо, кроме Русии, мало обретается. Три назидаютъ — треми персты пишутъ. Два назираютъ — очи. Единъ повелеваеть — умъ. Многие от того писания спасаются и в чести бываютъ, нецыи ж погибаютъ».

Видевъ же португалской, яко добро отвеща, рече к нему: «Прости мя, яко словомъ оскорбих тя!»

Португалской, видевъ от домовыхъ своихъ рабынь некую, рече ему: «О комъ кощунники и суесловцы[1700] говорятъ: совещавшеся пятеро, взяша единаго и ведоша его в темницу. Ведомый же в темницу, радуяся идяше; оттуду же исходя, плача и дряхлуя идет немощенъ?»

Брандебурской: «Азъ о семъ зде ответа не глаголю, но егда возвращуся во своя[1701], то сотворю то дело — имамъ бо у себя супругу. Зде же о семъ не отвещаю, и не взираю на ню, ибо намизание[1702] очесъ убиваетъ душу. Добро всякому человеку доволну быти своими оброки[1703] и чужих кладезей не касатися, да свои не пролиются!»

Упокоивъ его многими различными питии, провождая из дому своего, увидев котелъ, в немъ бо про свой обиходъ пиво варяше, бе бо велий зело, вопроси брандебурскаго мудреца, глаголя: «В вашей стране сицевы котлы бываютъ ли?»