Том 2. Вторая книга рассказов

– Очень немногие считали его несносным болтуном, рассказывая на основании его же собственных признаний, что, имея очень деспотическую бабушку, заставлявшую своих трепещущих внуков по три часа вести с нею разговоры, во время которых она щипала своих собеседников, он с детства привык иметь язык более чем развязанный и не смущающийся самыми неподходящими обстановками, – но большинство, искренно или по лености, считали его человеком умным, с большими организаторскими способностями и незаменимым устроителем всяческих обществ, чтений, кружков и т. п., без которых большая фабрика наследников Исполатовых, конечно, обойтись не считала современным. Был он скорее молод, имел бородку, благородный взгляд, мелодический голос и манеру употреблять отвлеченные слова. Говорили про его интимность с Екатериной Петровной, но проверено это не было и притом герой так занят был общественным устроительством, что вряд ли ему было достаточно времени для не отвлеченных романов. Совершенно не терпели его два различных друг от друга ребенка: беспутный озорник Виктор и тихая Соня.

Большую комнату, где поместились Озерова и Соня, разделяла с ними Аделаида Платоновна Дмитревская с дочерью Лелей, периодические жительницы усадьбы, помещавшейся на полпути меж фабрикой и деревней Александры Матвеевны. Дама была прежде всего непомерно болтлива, причем говорила с равной быстротой и охотой о чем угодно, особенно о своих литературных связях и знакомствах, что мало кого ослепляло в деревенской глуши. И правда, к ней наезжали то тот, то другой художник и писатель, которых она таскала по знакомым, сама объясняя шепотом их известность, художественную или скандальную. Особенно много материала доставил ей сопутствующий теперь ее семью писатель Адвентов, на которого готовы были смотреть, как на некое чудище, но он вел себя, как все, говорил мало и вежливо и держался больше со студентом Беззакатным, жившим в качестве Лелиного учителя у Дмитревских. И в доме тети Саши их не разлучили, прибавив к ним третьим господина Егерева. Иосиф же лег в столовой с отцом Петром и с Виктором.

Снег, выпавший второго ноября, держался прочно и твердо.

VIII

Соня, выйдя из своей комнаты, тихо притворила дверь, сказав:

– Леля заснула.

– Она устала с дороги? – спросил Иосиф, стоявший у окна, освещенного уже скосившим свои лучи солнцем.

– Я боюсь, что она больна.

– А что с нею?

– Она часто бывает больна, это не опасно, но страшно.

– Чем страшно?

– Так.

Соня встала рядом с Иосифом и на запотелом стекле чертила пальчиком круга; ростом она былапочти по локоть своему соседу.

– Кто же там с Лелей?

– Никого, она спит. Ты никому не говори, может быть, ничего не будет.

– Отчего вы так дружны с нею? Вы так редко видитесь.

– Я ее очень люблю, я и тебя, Жозеф, люблю, хоть мы и не видаемся.

– Ты очень добра, Соня.

– Я не добра, я очень мало кого люблю: Лелю, тебя, Виктора.

– А тетю Машу?

– Маму? Конечно, я и ее люблю, но не так, она не такая – нежная.

– А разве Витя нежен? Он, кажется, большой шалун.

– Может быть; я не знаю; он очень злой, но нежный.

– Ты совсем как большая; это смешно.

– Это потому, что я – калека.

– Кто тебе это сказал? Никогда не говори этого, не думай об этом. Кто тебе это сказал? Тетя, Катерина Петровна?

– Никто, потому что все боятся, а я не боюсь и знаю. Меня никто полюбить не может.

– Соня, замолчи ради Бога. Я разве не люблю тебя? Она повернулась горбом к окну и, тихонько рассмеявшись, сказала:

– Какой ты глупый, Жозеф! Разве я говорю об этом? И еще вот что: ты не знаешь Адвентова? Тебе бы поговорить с ним: он гораздо больше, чем я, чем все, может для тебя сделать. А с тобой теперь нужно что-то сделать. Ты поговори с ним; обещаешь?

– Обещаю, хорошо. Но для чего это нужно?

– Так; ты слушайся меня и его слушайся, хоть я его и не люблю.

– Соня, право, ты хочешь меня запутать.

– Нет, нет. Кто-то идет.

– Я не слышу.

– Услышишь, – несколько раздраженно заметила горбунья. – Я пойду; я еще с утра не выходила, вечер такой чудный, поброжу по деревне.

– Я пройдусь с тобою.

– Нет, нет, это идет Адвентов, поговори с ним.

– Отчего ты думаешь, что это именно он? Ты просто видела его в окно.

– Конечно, я видела его в окно своим горбом. Если Леля позовет, сходи за мною, я буду ходить по улице близко.

И она вышла надеть шубку и теплый платок. Действительно, через несколько секунд Иосиф услышал легкие и быстрые шаги, и в комнату, из внутренних покоев, вошел человек, в котором он скорее догадался, чем признал Адвентова.

Войдя, тот окликнул:

– Тут кто-то есть; это вы, Сережа?

– Нет, это я – Иосиф.

– Что вы делаете в темноте? И отчего такая пустота? Куда все разбрелись? Или все спят? Я не знаю здешних обычаев.

– Я сам не знаю, где все, я видел только Соню.

– Ах, Соню Дрейштук? Странная девочка.

– Ей уже скоро восемнадцать лет.

– Ее недостаток делает ее ребенком и более чем взрослой.

Иосиф зажег лампу и, смотря на смуглое и обычное лицо своего собеседника, думал, как начать обещанный разговор.

– Как вам нравится в деревне зимою?