Трава-мурава

— А дочери ещё спят. Не смею будить-то. Не свои, живо люди оговорят.— Северьяновна вышла за вдовца, у которого, кроме старшего сына, живущего отдельно, своим домом, были ещё две дочери, две крупнотелые девицы-школьницы.

Я рассвирепел. Я в такую работу взял её (осточертела эта нынешняя возня с деточками!), что забыл даже про стамеску, за которой приходил. Вспомнил, когда уже из заулка выбегал.

Дней через десять встречаю Северьяновну на улице — цветёт.

— Ты заговорил у меня девок-то, что ли? Ведь они как шёлковы стали. Я нахвалиться не могу.

— Вот и ладно.

— Да уж чего лучше. Ты выбежал тогда от нас, дверями хлопнул, они заглядывают с другой половины: «Чего это, мама, писатель-то психует?» Так и сказали — что будешь врать. Меня, говорю, ругал. За то ругал, что с вами распустилась. И вот — чудо. На обед прихожу, у меня всё дома прибрано, намыто, чайник горячий на столе меня дожидается. А назавтра-то утром встала — они обе у меня на ногах: «Мама, что нам делать?» Подменил, подменил ты у меня девок.

Родничок

Кто сегодня поёт старинные русские песни? Старые деревенские старухи да участники всевозможных самодеятельных коллективов.

А тут на сцену — был смотр художественной самодеятельности Северо-Запада — вышел нестеровский отрок, ясноглазый, светлоголовый, в белой расшитой рубашке с вязаным пояском, и давай петь одну за другой полузабытые старинные песни.

Голос у Васи Назымова — так звали полюбившегося всем паренька — был несильный, но чистоты удивительной — казалось, полевой жаворонок вдруг запел под высокими сводами зала.

В перерыв Васю Назымова обступили со всех сторон. Кто? Откуда? Как пришёл к народной песне? У кого учился?

И так же просто и скромно, как пел, Вася Назымов отвечал: киномеханик с Мезени. Живу в родной деревне. Петь научился у бабушки, возле которой рос с братом.

Васю Назымова пригласили петь сразу три известных народных хора. Но он отказался.

— Не,— сказал Вася,— к себе на Мезень поеду. Я Мезень люблю.

И уехал.

Через год я специально навёл справки: где Вася Назымов?

На своей Мезени. Всё так же работает киномехаником и поёт в сельском хоре.

Ⅲ

Сколько на Пинеге сказок

Ещё до войны, студентом, записывал я сказки на своём Пинежье. Раз попалась старуха — день записываю, два записываю, три — всё сказывает.

— Много ли ещё, бабушка? — спрашиваю.

— А кто зна. Не считала. Тут который год внучек заболел, фершалица приказала на улицу не пущать, дак я три недели сказками его удерживала. С утра до темени сказывала. Ну, всю-то себя не опорознила. Много ведь людей-то на Пинеге жило. Сколько их, сказок-то, за века насказывали!

Авагор и Шавагор

— Мелкий пошёл народишко. Морошка. Война подкосила людей-то. Голод-то этот затяжной. После войны ребят в армию надо брать — слёзы: не вытягивают ростом. Специально на откормку ставили.

А какие раньше-то богатыри на Пинеге жили! Слыхал про Авагора-то да Шавагора? Два брата были. Один на Авой горе жил — километра два повыше Верколы. Там и доселе борозды от полей видать. А другой — у Шавой — ниже деревни два километра.

И вот Авагор всё к брату на лодке ездил в бане мыться. Раз шестом толкнётся — лодка на сто метров вперёд летит. А то опять хватится который — топора под рукой нету: «Брат, кинь-ко мне топорик!»

И кидали. С горы на гору кидали. За четыре версты.

Вот какие на нашей земле люди-то в старину жили!

Откуда медведи

— У нас в роду все охотники были — и тата, и брат Иван, и дедушко. А моды не было медвежатину исть. Шкуру только сымали. Нельзя, грех великий, из людской породы медведь-от. Шкуру-то когда сымут, как человек лежит. Дедушко всё, бывало, сказывал: ране худо, говорит, было жить людям. Били, тиранили, ремни из спины вырезали. Вот люди и перевёртывались в медведей. Те, которые отвёртывались обратно, те снова человеками стали. А один мужик с жёнкой перевернулись через ножи да ножи-то и потеряли. Медведи-то, говорят, от их зародились. Вот и ногти, и пальцы, как у человека, только голова собачья.

Пляс с ладошки

— Хор Пятницкого… Ансамбль… Игорь Моисеев… А скакуны против бывалошного, вот что я тебе скажу, блохи на двух ногах. Могут они с ладошки девку в пляс пустить?

— Как это с ладошки?

— А вот так. Соревнованье. Кто кого. Кто позаковыристей да поинтересней гвоздь забьёт. Микша Ряхин забил.

Подзывает это Маньку Егора Павловича, та уж всяко в девки выходила, раз на гулянье пришла. «А ну-ко, Маня, встань ко мне на ладонь (понятно, ладонь была подходяща) да сойди в пляс с ладошки».

Сошла. А ежели не веришь, поезжай к нам в деревню — она ещё жива, Манька-то.

Стройное место