Тропами Яношика

Рудольф нахмурился: что этому человеку надо от него?

— Вот вас, например, мне совсем не хочется убивать, тем более, что вы фотограф. Я бы даже предложил вам работу по специальности.

Так и обдало морозом Рудольфа: вербуют в шпионы. Но жандарм сказал другое.

— Мы начинаем тотальный поход против партизан-коммунистов. И здесь нужна большая агитационная работа. Мы будем брать в плен партизан, а вы их фотографировать.

Широко раскрытыми глазами Рудольф посмотрел на врхнего и неожиданно для себя спросил:

— Разве партизаны сдаются в плен?

Начальник жандармской станицы прошелся по комнате, потом вынул из кармана пистолет и подал его Рудольфу:

— Вы же вот сдались, хотя и оружие у вас было неплохое.

Рудольф обеими руками держал пистолет, свой собственный пистолет, тот самый, который когда-то принес ему свободу и не раз выручал в беде, а теперь…

«Они лазили в воду и нашли» — понял он, и пол под ним закачался. Врхний взял его за плечо, посадил в плюшевое кресло.

— Отдохните, успокойтесь. Пистолет я вам возвращаю. Правда, патроны отсырели, их пришлось выбросить. Но мы вам достанем патронов сколько угодно.

Половину сказанного Рудольф не понял, так как у него звенело в ушах, а в глазах кружились желтые огоньки. Версия о том, что он простой беженец, лопнула: все испортил пистолет.

— Давайте поговорим всерьез, — подставив свой стул к креслу Рудольфа и усевшись поудобнее, сказал врхний.

Сейчас, когда в уголках его губ пряталась добродушная улыбка, трудно было бы поверить, что он может бить кого-то резиновой дубинкой.

— Давайте, — не глядя в глаза врхнему, согласился Рудольф.

— У вас был пистолет. Но это еще не значит, что вы партизан. О, нет! Сейчас оружие имеет каждый, кто хочет. Особенно молодежь. Романтика нашего времени! Да к тому же я прав: не могли вы быть партизаном у словаков. О, я знаю свой народ! Недолюбливает он чехов. В общем, подозрений, что вы партизан, у меня нет. Но я предполагаю, что за время ваших странствий вам приходилось сталкиваться хотя бы с одним партизанским отрядом, ночевать там. Или же просто разговаривать с теми, кто о них знает. Так вот, чтобы оправдать себя, вы укажите нам такое место. Ведь не станете же вы, истый чех, рисковать жизнью ради словака!

Рудольф слушал, не отрывая взгляда от угла, где над забрызганным черной кровью полом, в ярком пучке лучей солнца, кружилась пыль. Чудилось, что там вырисовывается какой-то старик, похожий на деда-мороза. Да это же Иван Сусанин! О нем рассказывал Рудольфу Николай Прибура. Даже стихи читал об этом легендарном старике и пел отрывок из оперы…

Что-то решив про себя, Рудольф заявил:

— Я знаю одно место. Поведу вас. Но дайте слово, что отпустите меня сразу же, там, на месте.

— Вот вам моя рука! — начальник жандармской станицы вскочил и с готовностью протянул свою вялую руку. — Я вас отпущу сразу же, если уж вы так желаете… Но вы могли бы остаться работать у нас. Впрочем, решайте сами. Сейчас я велю вас накормить и больше не буду беспокоить.

Самого главного он не сказал, да и не мог сказать этого. Ведь поведет он не жандармов. Где им справиться с партизанами? Начальник жандармской станицы сам возглавит гардистов. Важно найти лагерь хоть одного партизанского отряда, а там ниточка поведет дальше…

Одним неосторожным словом можно испортить свою репутацию, какой бы хорошей она ни была, и навсегда потерять друзей. Рудольф, возвратившись в камеру, не проронил ни слова, однако сразу же потерял расположение всех арестованных. И все лишь из-за того, что с допроса возвратился он умытый и причесанный.

— Продался! — тихо, но убежденно сказал учитель, до этого участливо относившийся к чеху.

А Рудольф, по-прежнему ничего не говоря, растянулся на нарах и тут же крепко заснул. Не встал он даже тогда, когда в камеру прибыл новичок, лесник из-под Ружомберка.

Лесник заявил, что попал сюда только лишь потому, что поехал в Бистрицу, забыл дома документы. Человек он был шустрый, веселый. Охотно рассказал о том, какие творятся дела в их местности. Причем все время поминал «дураков», которые пробрались в жандармерию, считал, что если б там были умные люди, то с ним такого не случилось бы.

А ночью, когда жандармы в коридоре занялись своим обычным делом — пьянкой, лесник вспомнил вслух, как в их местечке какие-то безмозглые жандармы пытали полмесяца двенадцатилетнего мальчишку за то, что тот маршировал по улице с игрушечным самодельным автоматом.

— Да не может быть! — не поверил учитель, сидевший в самом углу на нарах.

На него зацыкали.

— Так я ж и говорю, если б там были люди с умом, такого не могло бы быть, — сказал лесник. — Поймали и говорят мальчонке: «Этакой штукой Жингор обезоружил десять жандармов».

— Неужто и правда, какой-то Жингор деревянным ружьем обезоружил жандармов? — усомнился учитель.

— Сущая истина! — подтвердил лесник и начал излагать такие невероятные истории, что стало ясно — все выдумка. По крайней мере, Рудольф сразу понял это. Не знал только, зачем тот накручивает небылицу на небылицу. Может подослан?