Тропами Яношика

Рудольф подошел к окну и тихо, сквозь зубы, стал напевать, немного изменив слова песни о Сусанине:

Куда ты ведешь нас,
Проклятый гардист?..

В заиндевелом стекле он протер полоску и стал смотреть на небо, по которому плыли белесые тучи.

РУДОЛЬФ «СУСАНИН»

Погода совсем испортилась. Пошел холодный дождь, подул ветер. Но гардисты не могли отказаться от намеченной вылазки против партизан.

До зубов вооруженный отряд, следовавший за начальником жандармской станицы, с трудом поднимался на перевал. Гардисты задыхались, они насквозь промокли, то и дело останавливались. Безостановочно шел только их проводник, в расстегнутом коротком пиджаке, со связанными за спиной руками. Никто из тех, кого он вел, не мог понять, откуда этот чех берет силы идти так быстро и бодро. Ведь, казалось, что все вихри, все вьюги лесные и даже черневший на горе крест с высоко поднятым распятием Христа — все двинулось против вооруженной банды.

Надпоручик Горанский, возглавлявший этот поход, больше десяти лет проработал в Братиславской жандармерии и был послан сюда лишь на время борьбы с партизанами вместо надпоручика Страняя, который развалил здесь всю работу, разогнал лучшие кадры, а потом и сам ушел к партизанам.

Родился Горанский в Средней Словакии и, конечно же, прекрасно знал родной пейзаж. Ему было известно, что такие распятия на высоких деревянных крестах можно встретить в самом неожиданном месте. И тем не менее его покоробило, когда встретил на пути этот крест.

Поручик Кудлач, командир взвода гардистов, напротив, отнесся к святому копечеку, как к хорошему предзнаменованию. Когда проходили мимо, он даже снял фуражку, перекрестился и поцеловал потрескавшиеся деревянные пальцы ног распятого Христа.

Врхний промолчал, чтоб не показаться смешным. Страх, который закрался вдруг в его душу, не был неожиданным. Ведь как-никак еще братиславские дела врхнего заставляли его задуматься. Бесчисленное множество проклятий и обещаний отомстить, в конце концов, должны же были когда-то явиться перед ним грозной реальной силой. А тут еще уговоры жены…

Горанский закурил. Как раз спустились под гору, и колючий дождь теперь не так хлестал по лицу.

Тем временем Рудольф делал вид, что разыскивает дорогу в темноте. Он не отходил от гардистов дальше, чем на десять метров.

— Ну, что остановился? — раздался окрик начальника жандармской станицы.

— Да не видно, пан врхний!

— Давай ищи, ищи.

Шли не лесом, а какими-то болотами да буреломами, что неприятно удивляло Горанского. На его вопрос, почему проводник не ведет их сосновым бором, где идти гораздо удобнее, Рудольф ответил, что там он может заблудиться. Ходил-то всегда здесь.

Чтобы доказать свое усердие, Рудо все чаще и чаще наклонялся к земле, всматривался в нее и готов был ощупью разыскивать путь, если бы руки были свободны.

— Стойте! — неожиданно сказал он. — Немного не туда! Назад маленько…

Горанский, который шел следом, едва удержался, чтобы не стукнуть его маузером по голове. Ограничился тем, что обозвал Рудольфа бестолковым ослом. Его раздражение передалось всем. Злились особенно те, кто нес на плечах ящики с пулеметными лентами. Повинуясь приказу врхнего, весь отряд возвратился назад.

— Это хорошо, что ночь не тихая, — поделился поручик Кудлач с Рудольфом. — Иначе за десять километров услышали бы нас партизаны, и нам не пробраться бы к ним. А так мы нагрянем внезапно.

— Да, внезапно… — согласился проводник, прикидывая про себя, как далеко они от тех мест, где на самом деле находятся его товарищи.

Все чаще и чаще сбивался он с дороги, заводил гардистов в непроходимые буреломы. Наконец врхний приказал ему сначала разыскивать путь в сопровождении автоматчика, а потом вести за собой отряд.

— Смотри, если наведешь нас на засаду, уложим тебя сразу.

— Какая может быть засада! — с досадой ответил Рудольф. — Откуда они могут знать о нашем плане?

— Шагай!

А погода, словно на зло, свирепела и ярилась. Все, кроме Рудольфа, уже каялись, что пошли в такую лютую ночь. Но возвращаться не хотелось, тем более, что, по словам проводника, половину пути уже прошли. Правда, гардистам казалось, что они кружатся по одним и тем же местам…

— Э-эй! Кто там? — вдруг крикнул кто-то из отряда.

Все сразу остановились: защелкали оружием, приготовились к бою.

— Да это сучья хрустят от ветра! — успокоил всех врхний. — Кто там панику поднимает?!

Но ответа не последовало. Виновник боялся признаться. Чего доброго, расстреляют под горячую руку.

Треск и какие-то шаги время от времени слышал и сам врхний, ему даже казалось, что параллельно их пути по лесу пробирается стадо оленей. Но стоило ли придавать значение тому, что кажется?

А Рудо и вовсе не обращал внимания на какой-то там лесной шум. Чем дальше шел, тем становился энергичней. Представлял себя Иваном Сусаниным, о котором так увлеченно рассказывал Николай. И вот вполголоса затянул песню, стараясь не полностью произносить слова, которые могли бы преждевременно выдать его замысел.