Тропами Яношика

К утру с гор спустился партизанский отряд Владо. В этом отряде были и те парни, которых совсем еще недавно гардисты пытались угнать в немецкое рабство. Теперь они уже владели оружием, так как пришлось участвовать не в одном бою. Село, недавно совсем беззащитное, стало главной партизанской заставой на пути к Банска-Бистрице.

Очнувшись, Рудольф обнаружил, что лежит в комнате, где все белое, даже занавески на окнах и дверях, а рядом сидит Ежо.

— Мы где? — спросил его Рудольф одними губами.

— В русской партизанской санчасти, — ответил тот и предложил товарищу воды из маленького фарфорового чайника.

— Как твоя нога?

— У меня, в сравнении с твоей, — царапина, а не рана.

— А мне не оторвало ногу? — Рудольф боялся пошевельнуться. Он старался не морщиться от боли, хотя по мере того, как приходил в себя, боль усиливалась.

— Ноги целы… — успокоил его Ежо. — Но дырок много. Однако русский доктор сказал, что через полмесяца будешь ходить, а через месяц на чардаш побежишь.

— Худо, — огорченно заметил Рудо. — Так и война закончится без меня.

— Тебе все мало! Ведь двадцать восемь гардистов уложили с твоей помощью! — И не дав возразить, Ежо тихо попросил его: — Рудо, прости меня. Я очень плохо отнесся к тебе в первые дни, даже не верил тебе сначала. Прости, пожалуйста…

— Ежко! — Рудольф сердечно сжал руку друга. — Ты ни в чем не виноват. Так ведь нас учили. Натравливали чехов на словаков, и наоборот, А мы родными были всегда и будем родными.

Вошла медсестра, маленькая белокурая словачка. Сердито насупив выцветшие бровки, она за руку отвела Ежо на его койку.

Уже из своего угла он приветливо улыбнулся Рудольфу, чувствуя, что с плеч его свалилась тяжесть, которую нес, казалось, всю свою недолгую, но такую сложную жизнь.

Появился Николай Прибура в халате, накинутом на плечи. Посмотрел сначала на Рудо, потом на Ежо и, поняв, что те уже разговаривали, поднял сложенные вместе руки, словно приветствовал обоих сразу, или подтверждал, что дружба между одинаково дорогими ему товарищами воцарилась.

Рудольф первым делом спросил Николая, как партизаны узнали о вылазке гардистов и чей отряд их разбил. Тот коротко, чтобы не утомлять больного, сказал, что это подпольщики выследили жандармов и с помощью партизан Козачека разбили.

— Теперь-то уж Тисо двинет на партизан всю армию, — озабоченно заметил Рудо.

— Побоится, что солдаты перейдут к нам, — возразил Николай. — Хуже, если он успеет разоружить свою армию. Но тогда ему совсем крышка. Обезоруженные солдаты станут еще злее. А вооружиться они сумеют. У нас теперь кое-что есть. Из Брезно привезли пять грузовиков разного оружия. Я потом расскажу тебе, как там действовал капитан Егоров со своим комиссаром…

Прощаясь, он заглянул в глаза Ежо.

— Ну, Ежик! Теперь ты, надеюсь, понял, что такое дружба?

СПАСАЯ ДРУГИХ…

Слава о семерке отважных партизан, среди бела дня угнавших из воинской части пять грузовиков с оружием, летела впереди героев.

К вечеру ущелье, из которого партизаны носили в горы оружие, было окружено. Только не карателями, а солдатами и офицерами словацкой армии, не желавшими больше служить Гитлеру и его приспешникам.

Шли воины-одиночки и целые отделения того же Брезненского полка, соседних гарнизонов.

Появились и братиславские офицеры, которых командование по приказу перетрусившего президента пыталось разоружить.

Первым в этот день пришел к егоровцам чернокудрый и очень смуглый солдат с карабином на плече.

Ни с кем из рядовых он не хотел говорить, добивался встречи только с «самым главным». Привели его к старому буку, под которым отдыхали Егоров, Мыльников и вся группа, участвовавшая в операции по добыче оружия.

— Я цыган, — заявил солдат.

— Не может быть! — пристально посмотрев на него, не поверил Ржецкий. — А почему же в военной форме и с карабином?

— Разве цыган не может быть солдатом? — с обидой спросил тот.

— Пока что цыгане только плясунами хорошими были, — заметил Зайцев.

— Это я тоже могу. Подержи! — Он поставил свой карабин перед Зайцевым, так что тому ничего не оставалось делать, как держать его.

Лихо сдвинув пилотку, цыган пустился в такой вихревой пляс, что партизаны только ахали. В заключение он сделал несколько сальто. И, налету подхватив свой карабин, тут же выстрелил в подброшенную им самим пилотку.

Зайцев принес простреленную пилотку, с почтением отдал ее цыгану, явно завидуя такой меткой стрельбе.

А тот выхватил из ножен висевший на поясе Зайцева кинжал, с разгона метнул его так, что он вонзился в тонкую ветку бука.

— Ты черт, а не цыган! — воскликнул один из партизан.

— Таких бы роту, и можно идти на Братиславу, — улыбнулся Кухта.

— Если меня примете, свистну и придет целый взвод. — Цыган вызывающе сверкнул черными глазами.

— Давай свисти, цыганский табор устроим.

— Пошутили и довольно, — остановил их Егоров. — Зачислим вас в словацкий отряд. Командир там кадровый офицер. Вам у него будет хорошо.

— Так принимаете? — весь встрепенулся цыган и, заложив два пальца в рот, свистнул, как обещал.