Тропами Яношика

Тотчас из лесной чащобы раздался ответный свист. А через несколько минут на поляну явился взвод солдат. Шли они четким строем, как на параде.

— Красиво идут! — сказал Зайцев.

— Повторяешь слова Чапаева, — заметил Кухта.

— Идут-то они хорошо. И мы им рады. На что с ними делать? — подумал вслух Егоров озабоченно. — Не забывайте разговора с Тальским и Маркусом. Командование дивизии за то, чтобы вести совместную, борьбу с фашистами. Но оно просит не принимать в партизаны солдат и офицеров. Маркус и Тальский считают более разумным выступить на сторону партизан в боевом порядке, всей дивизией, а не перебежками.

— Об этом говорили и на партийном собрании, — напомнил Мыльников. — Но как ты отошлешь обратно тех, что пришли? Они скорее станут действовать самостоятельным отрядом, чем вернутся в часть. Они же боятся, что армию правительство в один прекрасный день разоружит.

— И они правы, — согласился Егоров. — Тут не придумаешь что и делать…

Между тем, взвод новичков подошел к группе стоявших под деревом партизан и остановился по стойке «смирно». Подпоручик, видно командир взвода, приложил руку к козырьку.

Егоров вышел вперед. Отдал честь и, поздоровавшись с подпоручиком за руку, представился командиром первой партизанской бригады.

Посоветовавшись с товарищами, комбриг решил этот взвод оставить самостоятельным партизанским отрядом. Между собой его в шутку назвали цыганским.

— Пусть принимают в свой отряд таких же солдат и офицеров, — распорядился он. — Лучших солдат взять на Прашиву для обучения новобранцев.

В этот же вечер к взводу присоединилось еще столько же солдат, какими-то неведомыми путями узнавших тропу к партизанам.

— Не засылают ли к нам специально? — высказал предположение всегда осторожный Ржецкий.

Егоров подумал и решил:

— Вот пошлем их разбить взвод эсэсовцев в Микулаше, тогда увидим, что они за люди.

После случая в клубе Иланка делала вид, что теперь еще больше боится партизан. Иржи Шробар старался пореже оставлять ее одну. Для большей безопасности хотел на работу взять в свое учреждение. Но она отказалась.

«На вас-то в первую очередь и нападут партизаны», — ответила девушка на это его предложение и попросила устроить туда, где печатают книги.

Скоро Иланка стала секретарем отдела готовой продукции в Матице Словенской — этой матери книгопечатания страны.

— Без работы не хочу жить до конца войны. Вдруг тебя убьют, а я что буду делать тогда? — говорила девушка своему «жениху».

Убедившись, что до свадьбы еще далеко, Шробар подыскал и квартиру для Иланки поближе к месту работы, чтоб не опасно было к ней ходить. Правда, она немного противилась переселению, потому что жила возле реки на окраине города. Рядом лес, тишина — то, к чему привыкла с детства. Больше же всего старая квартира нравилась ей тем, что из родного села могли сюда прийти никому не попадаясь на глаза. Хотя бы люди от бачи Лонгавера и его товарищей…

Иланка догадывалась, что бача связан с партизанами, но, даже прощаясь с ним и бабичкой Мирославой, не спросила об этом. Как-никак она дружит с опасным для партизан человеком. Кто же станет перед нею откровенничать? Ей достаточно было и того, что бача попросил иногда давать приют людям, которые ходят в Мартин.

В общем, прежняя квартира вполне устраивала ее. Но в чем-то надо же было идти на уступки «жениху». И она переселилась.

Шробар настойчиво добивался согласия Иланки на скорую свадьбу. Он не давал ей покоя ни в свободное время, ни на работе. Бесконечно звонил по телефону, так что и работать-то было некогда. Но сотрудники ей все «прощали». Кто посмеет сделать замечание невесте гардиста! Вечерами он уводил ее то в театр, то в ресторан — туда, где не могло быть партизан.

Нельзя сказать, что Шробар не думал о своей дальнейшей судьбе. Немцы что-то очень уж долго «выравнивали» линию фронта, довыравнивались вот от Волги до самых Карпат! А теперь, когда они соберутся с духом, да погонят большевиков назад, в Сибирь? Это может затянуться на несколько лет. Ведь были же в мировой истории и тридцатилетние войны!

Надо было что-то предпринимать. Увести Иланку под венец, а потом пусть эта война растянется хоть на сто лет! Положение у него прочное. И деньги есть. Только не зевай!

Однажды вечером он встретил Иланку радостный, необычайно уверенный в себе.

— В воскресенье венчаемся! — сообщил ей на ухо, когда пошли по скверу.

Иланка недоуменно посмотрела на него и возразила. Ни на день раньше окончания войны не переступит порог костела!

— В субботу вечером кончится война, а утром — в костел! — безапелляционно заявил Шробар.

— Гитлер чай собирался пить из московского самовара тоже в воскресенье, а сколько прошло уже таких воскресений! — сказала девушка и усмехнулась.

Шробар в ужасе посмотрел по сторонам — с такими речами все можно потерять! И, стараясь не обидеть строптивую девчонку, предупредил ее не говорить больше такого, чтоб не попасть в беду. Она пообещала быть осторожной, но все же спросила, почему он так уверен в окончании войны через пять дней.

— Для нас с тобой она окончится через пять дней, — пояснил Шробар.