Цена спокойной жизни

— Ты что, спятил?! Да таких сигарет тебе здесь больше никто не предложит! — Он изумленно посмотрел на Петю, немного раздосадованный, и строго добавил: — Держи, не выпендривайся!

Петя приветливо взглянул на товарища и все так же спокойно повторил:

— Я завязал.

Толик нахмурился, и дальше они пошли молча.

Столовая находилась буквально в нескольких шагах, и ребята стремительным шагом вошли в приоткрытую дверь. Тут было душно и пахло жареным луком.

— Марь Иванна! — закричал с порога Толик, и на его голос из кухни выглянуло серьезное дряблое лицо главной поварихи. — Мы хотим кушать!

— А, явились — не запылились! — недовольно заворчала она и взяла с полочки регистрационный журнал.

— Марь Иванна!

— Что? — не отрываясь от своего занятия, буркнула она.

— Петьке мяса не давайте, он с этим делом завязал. — В условиях интерната это была веселая шутка, потому что мясо здесь было на вес золота, и дети ели его только по большим праздникам.

Марь Иванна тупо уставилась на Петю поросячьими глазками. Поймав на себе этот вопросительный и абсолютно серьезный взгляд, Петя улыбнулся. Эта тетка всегда отличалась полным отсутствием чувства юмора.

— Нет, все в порядке, Толик шутит, — терпеливо пояснил он.

Повариха злобно посмотрела на сорванца, а он весело расхохотался.

— Убирайтесь! — грубо гаркнула тетка и добавила чуть мягче: — До обеда еще успеете где-нибудь набедокурить.

После приключения с поварихой настроение Толика быстро пошло в гору. Его потянуло на подвиги.

— Слушай, давай рванем сейчас на рынок, потянем что-нибудь вкусненькое, — восторженно предложил он и, сменив курс, быстро направился к воротам.

— Я не пойду, — остановился Петя.

— Что-то опять не так? — не оборачиваясь, спросил Толик.

— Воровать нехорошо, разве ты этого не знаешь? — последовал ответ.

— Что-о-о?! — друг уставился на Петю, как на чудо света. — Тут кто-то болен: либо я, либо ты!

— Ты болен, Толян, — совершенно спокойно заключил Петя и повернулся, чтобы уйти.

— Постой, постой! — возмутился тот. — Что-то я тебя не совсем понимаю. Что произошло? С тобой приключилась какая-то беда? Я хочу знать, какая.

— Давай присядем на ступеньку, я тебе все объясню.

Толик сел на краешек ступеньки рядом с Петей и озабоченно посмотрел ему в лицо.

— Валяй.

— Дело в том, что этим летом я заново родился и теперь стал новым человеком.

— Ну? — непонимающе раскрыл рот Толик, и на лице его появилась глуповатая улыбка. Видимо, он подумал, что это один из приколов прежнего Петра.

— Да что «ну»? — Петя не знал, как все объяснить. — Просто я теперь не могу делать некоторые вещи, которые делал раньше, потому что я узнал Бога.

— Гы-гы, — хохотнул Анатолий и посерьезнел. — Ты что, в Бога ударился?

— Да не ударился, а познакомился.

— Как со мной, да? — улыбнулся он.

— Слушай, я тебе сейчас все объясню, — заторопился Петя, видя, как его товарищ теряет к беседе всякий интерес и начинает выходить из себя.

— Я тебе что, совсем идиот? — не выдержал Толик. — Всякой шутке есть граница, понял?! — И он хищно уставился в невозмутимые Петькины глаза.

— Ты не желаешь меня выслушать?

— А что мне тебя слушать?! Несешь всякий бред. Говори начистоту. Так, мол, и так, не хочу, Толян, с тобой иметь ничего общего, у меня теперь новая компания... или что там у тебя.

— Да при чем же здесь компания?! Я, правда, уверовал в Иисуса Христа Господа нашего.

Толя замолчал. То, что Петька говорит правду и не шутит, он понял по его интонации и серьезному выражению лица, но это никак не укладывалось в его голове.

— Ты что же, вправду стал попиком? — не доверяя своим ушам, переспросил Анатолий.

— Называй это, как тебе хочется, — грустно ответил ему Петя и ушел в здание.

Впервые он понял, как это горько, когда тебя не понимает человек, с которым раньше жили душа в душу. Раньше у них были одни интересы, а теперь они как будто по разные стороны баррикады: один служит Богу, другой — дьяволу. Петя шел к своей комнате и думал, почему же ему было так обидно, когда Толик назвал его «попиком». Разве этого надо стыдиться? Разве не должно быть стыдно Толику за его желание украсть что-нибудь на рынке, а быть «попиком», «святошей», «исусиком» пред Богом — это честь. Однако почему же так тяжело было это слышать?

Толик остался сидеть на крыльце, и на душе у него было мерзко. Он понимал, что сильно обидел своего старого друга, но еще никогда в жизни он ни у кого не просил прощения. Его веселое настроение исчезло, как дым. Он уже не желал идти на рынок, ему хотелось упасть на свою кровать, зарыться в одеяло и проспать до глубокой ночи. Но он не хотел встречаться с Петей, потому что не знал, как восстановить разрушенные отношения и не потерять при этом своей чести, не унизиться.

Вскоре стали приезжать другие ребята, и в интернате закипела жизнь.