Председатель артели Суюнов взялся за это дело с усердием, дескать, кинжал в сердце, а слово руководства на лету подхватываю… Так в степи по соседству с овчарней быстро поднялся пятиоконный дом под железной крышей. Строители нарядили стены комнат в красивые обои, а свежевыкрашенный пол, казалось, сам излучал свет. Только вот чабан через считаные недели затосковал, словно выстроили ему не жилье, а надгробный памятник. Пытались у него выведать: может, окон мало? Или он беспокоится, что зимой будет в доме холодно?
Каирбаев горько усмехался в ответ:
– А зачем чабану окна? Днем в степи одно окно – от востока до запада! Холода боюсь? Не знаете вы Байкена! Когда ешь бешбармак да пьешь кумыса вдоволь, на снегу спать и то жарко!
Уже потом шильце-то из мешка вылезло. Как только отгуляли новоселье и гости разъехались, а Менслу ушла с отарой в степь, чабан с женой Айгыз натаскали в новый дом земли, разровняли ее по полу, полили, утрамбовали. Растопили жарко печку, чтобы поскорее настил подсох. И после всех этих трудов довольные старики расстелили ковер и сели на него отдыхать…
Вечером дочка пригнала овец с пастбища и чуть в обморок не упала. А Каирбаев стал ей спокойно доказывать, что его отец, дед и прадед ели и спали на земле. И нарушить обычай предков он не может…
На другой день в степь ушел старый чабан. И тогда Менслу, не обращая внимания на вопли матери, выгребла из дома всю землю, до последней щепотки. Вымыла полы, а потом протерла их оставшимся от новоселья пивом, чтоб заблестели они, как зеркало.
Вечером пришла очередь хвататься за голову отцу. Несколько дней он молчал. Все обдумывал, что ему делать со строптивой дочкой. Хитрить стал, будто примирился с деревянным крашеным настилом. А как только ушла дочка в степь, он, помолясь аллаху и пророку Магомету, снова начал таскать землю в дом. На этот раз натаскал столько, что хоть бульдозером выгребай. Но Менслу опять не сдалась.
Так продолжалось с весны до Октябрьских праздников. В конце концов Байкен смирился.
– Когда солнце поднимается над степью, его не прикроешь и тысячью ковров! – рассудил старик. Как видно, не только он, но сам аллах не смог образумить Менслу…
Я спросил Байкена:
– Что помогло вашей артели подняться в результатах на такую гору?
– Большая беда, беда помогла нам в люди выйти! – вздохнул Каирбаев. А у самого в черных глазах смешинки.
– Как же это? – удивился я.
– Иногда и беда помогает! – ответил мудрый чабан.
Менслу, хозяйничая за столом, в сердцах бросила отцу:
– Никто, кроме вас, не виноват! Сами себе навьючили дурака и жулика на горб и таскали четыре года. Как же, незаменимый Суюнов! Благодетель! Скорее кинжал себе в сердце, а человека не обидит!
Каирбаев виновато улыбнулся.
– Вам, молодым, все просто!.. Суюнов большой был человек! – то ли с гордостью, то ли с ехидцей заключил Байкен. – В последний год своего правления уже и в дверь с трудом пролазил. Много раз на сто рублей спорил, что за один присест полбарана съест. И выигрывал! Да, большой человек был… А колхоз-отару хуже чабана-дурака по одной дороге водил. Корма нет, дохода нет, а он опять на голое пастбище гонит. Как отчет, секретарь райкома советует другого избрать председателя.
– А что ж вы не слушали хороших советов? – поддела отца Менслу. – Боялись, чужой глаз будет в колхозе? А вдруг все грешки в книжечку запишет, в район отвезет! А Махмет Суюнов, как же, защитник! Он никого не выдаст, аллах колхозный! Шайтанщики резали колхозных овец, сено воровали… А Суюнов знай себе овец на волков, а сено на сайгаков списывает! Придет Махмет к вору, съедят они барана, напьются водки… И шайтану покойно под крылышком ангела-председателя!..
– Теперь-то мы понимаем, – согласился отец. – Да ведь когда своя голова, как ведро дырявое, то и сто умных будут лить в нее мудрость свою напрасно. Сильнее грома стукнула нас тогда беда! И сразу опомнились… Суюнов-то, он хотел, как другие председатели, на машине кататься. А колхозники говорили: зачем совсем губить колхоз? Рано еще на машину тратиться. Лучше худые овчарни починить, досок вдоволь купить… А Суюнов грозится: «Не будет машины – брошу колхоз!» А потом, как лисица: «Вы мне кинжал в сердце, а я все равно буду спасать вас от тюрьмы!..» Так и уговорил. Послал брата в Москву любой ценой арканить машину. А брат в заместителях председателя гулял. И еще завхозом числился. Заплатил брат спекулянту двадцать пять тыщ за машину, еще три на магарыч дал и своим ходом погнал «Победу» до Волги. Звонит брат председателю по телефону, мол, через два часа митинг собирай. Радовался брат председателя, что машину пригнал. Вместе с шофером в чайной водку пошел пить. Брат у председателя тоже толстый. Живот у него, как мешок бездонный. Кладовая, а не живот. Выпил пол-литра, и хоть бы что. А шофер, он тощий, как барашек весной. Выпил стакан-другой и закачался. До машины еле дошел, и завихляла «Победа» по дороге, как овца больная. Фырк-фырк, кувырк-кувырк. Но ничего.
Нахмурился старик, помолчал. Хлебнул несколько глотков чая и продолжал: