Цвет жизни

– А когда Суюнов услышал, что через два часа у него машина будет, побежал искать, чем ее обмывать. Два ящика водки забрал в сельпо. Трех племенных баранов зарезал. Все цветы у школы порвал. Как же, праздник готовил… Но прошел обед, уже солнце спать ложится, а «Победы» всё не видать. Тогда Суюнов на весь район тревогу поднял. Кричит другому шоферу: «Заводи четырехтонку, гони, узнавай, где застряла, кто задержал? Если милиция остановит, говори, что это Суюнова машина, персональная! Пускай ко мне едут». Шофер на грузовой, как ветер, полетел. И скоро в лимане «Победу» нашел. Кучкой лежала. Колесами к аллаху… Брат председателя толстый, впереди перина, позади тоже. Ему ничего. Только одна перина немного мокрая. А шофера совсем прижало. Совсем худой стал. Чуть-чуть шептал. Шофер четырехтонки скорее в кузов его, в больницу. Потом приехали к «Победе», которая колесами к аллаху, председатель колхоза и автомобильный начальник. Большой документ написал автомобильный начальник. Все гайки, болты записал, все стекла разбитые. Злой был начальник. Суюнов спросил его, можно ли отремонтировать. А тот, можно, мол, но из твоего кармана!.. И машина, говорит, хорошо будет ходить. Не успеешь оглянуться, как до тюрьмы довезет.

Байкен усмехнулся и продолжил:

– Тогда быстро-быстро собрались колхозники. Как пожар, спор запылал! Что делать? Ремонтировать машину или лучше в Тургун с плотины скинуть?

Каирбаев взглянул на Менслу и не без отеческой гордости сказал:

– После того случая и распахнула Менслу свои крылья. Никто не ожидал, что такая смелая выросла. Прямо орлицей налетела она на Суюнова. И клювом, и крылом его! Будем, говорит, лучше колхозное руководство ремонтировать. Гнилой, ржавый мотор в утиль кидать надо. Суюнов вскочил, ты, кричит, хочешь из меня шашлык сжарить? Я твоему отцу дом строил своими руками!

На себе лес возил!.. Тебя учил! А ты мне кинжал в сердце?! Долго обижался Суюнов. Стакан и графин разбил. Пальцы порезал. И вдруг заплакал. Слезы так и полились. На собрании будто два вихря столкнулись. Думали, думали, как быть? Нового председателя надо выбирать. Теперь колхозники сами стали совета просить у секретаря райкома. А он так сказал: «У вас Менслу есть. Я бы за нее две руки поднял. Пьет она только крепкий чай. Машины без совета колхозников покупать не будет. А дело знает, недаром лучший зоотехник в нашей степи. И комсомолка боевая. Пусть идет по большой дороге!» Тогда за Менслу все по две руки подняли. Вот так, – Байкен показал, как голосовали. – А когда праздник пришел, и шерсти, и мяса, и много хлеба отвезли государству. Колхозники сами стали просить Менслу: «Купи машину!» А она вот не «Победу», а трескун-мотоцикл купила. И летает, как птица, по степи. Вот так беда помогла нам!

Менслу сидела у приемника, ловила передачи: то Москву послушает, то Алма-Ату. И о чем-то своем думала. Я тоже поразмыслил: что еще нового увижу в «Красном лимане», в семье Каирбаева, если загляну сюда года через два-три.

На другой день на самой зорьке мы уже прощались с Байкеном и его семьей. Менслу привычно завела мотоцикл и покатила по бригадам. На востоке все ширился небесный пожар. Росистая степь дышала синей прохладой. Вот уже маленькой черной ласточкой летит Менслу у самого горизонта.

Сема загрустил. Нет-нет да и оглянется в сторону, куда умчалась девушка.

– Послушай-ка, – спросил я Семена. – Ты не знаешь ли, как перевести на русский язык имя Менслу?

– Красивая, – ответил он и снял очки. Глаза у него были чуть зеленоватые и чистые, словно в родник глядишь. Может, поэтому в них так легко угадывалась грустинка.

1955

Ключ

Дарья Кузнецова получила направление на работу в столовую ремесленного училища, трехэтажное здание которого высилось над обрывом у берега Волги. Отсюда можно было видеть весь город и терявшиеся в дымке широкие просторы реки. На первом этаже бывалого здания располагались мастерские, на втором классы для занятий, здесь же комната отдыха, библиотека, кухня и столовая. А на третьем общежитие и клубный зал.

Была перемена, когда Дарья впервые пришла в училище. В коридоре, донельзя заполненном мелькавшими ребятами в сероватых сатиновых косоворотках, стоял звонкий гул. Ей невольно вспомнились собственные дети. Были они такими же – неугомонными, подвижными, остроглазыми…

Прямо на Кузнецову бежали два мальчишки. Один – маленький, широколобый, – с быстротой мяча летел, ничего не видя, на женщину, но вдруг споткнулся и грохнулся ей под ноги. Дарья испуганно вскрикнула, решив, что с мальчиком случилось что-то серьезное. Но широколобый черноглазый пацан сразу же вскочил, потер ушибленное плечо и, окатив незнакомку роящимися искорками внимательного взгляда, добродушно улыбнулся:

– Извиняюсь…

И снова помчался по коридору. Дарья покачала головой:

– Ну и вертуны же!

Звон колокольчика рассыпался по коридору. Распахнулись двери мастерских и разом поглотили стайки учеников. Тут же застучали молотки, зашаркали пилы, зажужжали моторы, весь первый этаж наполнился ровным шумом.