Если в грядущее семейное счастье надо было просто верить да надеяться на лучшее, то текущие хозяйственные дела требовали соответственных подсчетов и, как говорится, прикидок. Наташа с детдомовских лет привыкла относиться к деньгам бережливо. А тут подходило событие, когда деньги особенно необходимы… «Эх, – печально думала девушка, – были бы живы мама с папой… Как не хватает их сейчас, их совета, благословения… С деньгами-то я, глядишь, справлюсь, заработаю…»
По ее прикидкам, к концу года она должна была заработать действительно неплохо. В совхозе чабанские бригады обычно получали по двадцать, а то и тридцать тысяч рублей одних премиальных за сверхплановый настриг шерсти. А опытный и умелый Авдеич наверняка добьется высокого настрига. Hе зря же он столько лет считается лучшим чабаном. О нем даже в газетах писали и по радио говорили. Так что и на долю Наташи кое-что перепадет. А к тому времени и Петя получит квартиру в отстраивающемся на центральной усадьбе двухэтажном доме…
Наташа опять начинала думать о будущих осенних днях, когда в совхозе обычно справляли свадьбы, и сердце ее обмирало от таинственной тревоги… И даже мороза не чувствовала она… Да он вроде сам отступал от девушки, душа которой переполнялась теплом надежды…
Незаметно подъехали к Глубокой балке.
– Увезли!.. Всё подобрали!.. – вдруг громко крикнул Авдеич и укоризненно оглянулся на Наташу, точно она была в этом виновата. – Чуяло, чуяло сердце! Говорил – украдут, так и вышло… Ох и люди… Никому, никому верить нельзя!..
Всю обратную дорогу Авдеич ругался, вздыхал, в сердцах крякал, грозясь разыскать вора и привлечь его к самой суровой расправе. Только б найти его!
– Ну зачем так расстраиваться, Степан Авдеич? – пробовала успокоить старика Наташа. – Корма до конца зимовки у нас хватит. Вы же сами так говорили осенью.
После этих слов Авдеич разошелся еще пуще.
– Ты не учи меня, не учи! – затараторил он. – Хватит да хватит!.. Заладила… Разве не видишь, какая зима? Десять лет такой не было!.. А как закрутят морозы до апреля, да еще случись гололедь на нашу голову… Будем тогда волками выть… Я-то помню, как оставались чабаны весной с одними кнутами…
Много разного слышала Наташа об Авдеиче. Говорили, будто лукавый он старик, что любого человека обведет, коль захочет, вокруг пальца. И разжалобит, и уговорит, а надо – так в душу залезет. И в конце концов в дураках оставит. Но смешными казались Наташе все эти пересуды.
…Зимовка на точке Теплякова проходила вполне благополучно. Ни одна овца не пала. Все были упитанные и вроде даже веселые… Дневали и ночевали они на свежем воздухе, на базу. Только в самую суровую непогодь загонялись в овчарню. Иной раз Авдеич поймает овцу и хвалится Наташе:
– Ты погляди, невеста, какая шуба! Пух!.. Трава на солнце, а шерсть на морозе растет. Учись чабанству, пока живой я… Килограммов по десять руна с каждой головы снимем. Что ни овца, то три самых дорогих костюма на себе носит! А у нас их под две тысячи голов… Поняла, какое богатство?..
В самом деле, шерсть на овцах была чуть ли не в четверть. И плотная – не раздерешь.
– Больше нас в районе никому не настричь! – горделиво продолжали Авдеич. – Это уж я знаю… Под сорок тысяч отхватим одних премиальных. А то и больше! Справишь себе приданое, оденешься, как цветок. Куда Петьке твоему деваться будет, заворожишь ты его!..
– Что вы, Степан Авдеич, такое говорите… Слушать неудобно, – отмахивалась Наташа, хотя приятны ей были слова старого чабана. Словно отец говорил ей это…
По мере приближения весны Авдеич расходовал корма все экономнее. Даже объедки подбирал и сберегал. Часто ночью вскакивал – и к овцам. Обойдет баз, овчарню: все ли благополучно, не крадется ли откуда беда? И хотя по всем расчетам кормов должно было хватить, все же чабан нет-нет да и вздыхал озабоченно, вспоминая украденный стожок. Все чаще стал он поговаривать о том, какой хороший дом поставит себе на центральной усадьбе, какой сад разведет… А шубу старухе такую справит, что сама директорша позавидует!
Честолюбив, чего греха таить, был Авдеич. Нравилось ему в заслуженных передовиках постоянно пребывать, на собраниях в президиумах сидеть, в газете про себя читать. А уж ежели что задумает… Пять лет будет ту думку вынашивать, годами к цели карабкаться. И до тех пор не успокоится, пока мечту на зависть или на зло другим в руки не возьмет…
В конце марта наступила долгожданная оттепель. Степь, изрезанная балками, оделась в весенний сорочий наряд. Оголились черные горбины и лбы холмов. В один из таких дней Авдеич сказал Наташе:
– Пойдем, степь поглядим.
Они ушли за несколько километров от овчарни.
…Ни души кругом. Все дальше и дальше по топкому бездорожью ведет Авдеич Наташу. Взберутся на купол холма – Авдеич снимет шапку, вытрет белый потный лоб платком, потопчет вязкую травянистую землю: крепка ли, пройдет ли по ней овца. Потом нагнется, сорвет черную прошлогоднюю былку, пожует и скажет:
– Летом палка, а весной слаще травки!..
Оглядит подступы к оголившейся горбине, прощупает герлыгой снег в овражках и низинках и снова заметит: