Да это она, Шура! И в шестом, и в седьмом классах самая маленькая и самая застенчивая школьница, сидела за первой партой. Шура Серкова считалась одной из лучших учениц школы. На уроки приходила хотя и в стареньком, но всегда чистом, тщательно выглаженном платьице. Учебники и книжки берегла, обвертывая обложки старыми газетами. Проверять ее тетрадки было одно удовольствие, ошибки почти не встречались. Сочинения Шуры на вольные темы я всегда зачитывал в пример всему классу. В них было много здоровой фантазии, верно подмеченных деталей, любви к природе. Верилось, что, окончив семилетку, Шура обязательно будет учиться дальше, что пройдет она по жизни, может, трудной, но счастливой дорогой. Теперь же, глядя на поношенный ватник в аккуратных заплаточках и грубые кирзовые сапоги, в которые она была обута, мне почему-то стало жалко повзрослевшую Шуру.
– Ну, как живешь, рассказывай. Как родители? – спрашивал я, стараясь скрыть чувство тревоги. Не случилось ли с ней какой беды за эти годы?
– Живу, как все! – бодро ответила Шура. – Работы на ферме много. Доярка я. У меня, Василий Семенович, уже двое ребятишек. Ох, закружилась я с ними совсем!..
– Двое, неужели? – как-то невольно вырвалось у меня. – А муж где работает?
– Он учится.
– На курсах?
– Нет, в Москве, в Тимирязевской академии.
Показалось мне, будто вздохнула Шура. Осторожно спросил:
– Ну, а как он… не забывает вас?
– Пишет, – улыбнулась Шура и заспешила. – На ферму тороплюсь я… Заходите к нам, Василий Семенович… Я недавно флигелек купила. Против школы он, с такими синими ставнями… Да вам все тут покажут.
Несколько дней пробыл я в Орловке по своим корреспондентским делам. Побывал в школе, познакомился с разными сельскими делами. За эти дни много узнал и о жизни Шуры.
Окончив семь классов в первом военном году, она уехала в город, где поступила учиться в техникум механизации сельского хозяйства. Года через три, получив в руки специальность, возможно, что она пошла бы в жизни другой дорогой. Но это было тяжкое для воюющей страны время, первые месяцы битвы под Сталинградом. Отец Шуры погиб на фронте. Мрачные дни наступили тогда для девушки. Приедет на выходной домой – точит ее без конца мачеха:
– Хватит тебе учиться! Не такое теперь время. Помогать я тебе больше не буду… Все жилы ты из меня вытянула!
Шура поплакала и подчинилась воле мачехи, оставила техникум. Возвратившись в Орловку, она устроилась в гончарную артель и стала черепицу для крыш делать, обжигать горшки.
Как-то нескладно сложилась жизнь и у Алеши Астахова, сверстника Шуры. Рано потеряв родителей, он воспитывался в детдоме, а потом каким-то образом попал в Орловку и прижился здесь в колхозе. С восьмилетним образованием ушел он на фронт, был тяжело ранен и после долгого лечения в госпитале возвратился в Орловку. Не имея никакой специальности, стал учиться сапожному ремеслу в артели инвалидов.
Однажды вечером Шура пришла с подругами в сельский клуб. В одной из комнат участники художественной самодеятельности разучивали песни. Среди них был и Алеша Астахов. Уже много раз Шура робко заглядывала в эту комнату, немного завидуя ребятам и девушкам, готовящимся к очередному концерту.
На этот раз ее заметил дядя Федя, руководитель художественной самодеятельности, режиссёр, как он любил себя называть. На вид он был сердитый, но сердце имел доброе и был просто влюблен в театральное искусство.
– Заходи, девушка! Признавайся, какими талантами обладаешь? – шутливо спросил он.
Шура смутилась, не зная, что ответить.
– Тогда на первый случай приготовь стихи. Например, Маяковского, «Стихи о советском паспорте». В воскресенье выступишь с ними на концерте.
Шура старалась от души. Заучивая стихи, она шептала их, засыпая, и декламировала, когда обжигала горшки. Мастер-горшечник даже в смятение пришел, не спятила ли девица. Весь день сама с собой о паспортах толкует…
Подошло время выступления, и тут-то она растерялась. Как ни уговаривали ее, как ни требовали, не вышла из-за кулис. Особенно сокрушался дядя Федя. Но, утолив неудовольствие громкими порицаниями, он смиловался и строго предупредил, чтобы другой раз не подводила. Узнав позже, что Шура еще и поёт хорошо, режиссер поручил ей исполнить на следующем воскресном концерте известную «Рябину».
На этот раз мастер-горшечник пришел в еще большее недоумение: несколько дней подряд его помощница распевала одну и ту же песню. Не выдержал человек, запротестовал:
– Эй, артистка, ты бы спела какую-нибудь веселенькую частушку. А то, право слово, заплачу с тоски от твоей качающейся без дуба рябинушки…
Узнав, по какому случаю Шура ладит песню, горшечник в выходной день пришел в клуб. Сел на скамейку и стал ожидать выхода артистов. Опасаясь, что Шура снова расстроится перед выходом, дядя Федя решил выпустить ее не одну, а с солистом хора Алешей Астаховым. На занятиях хоркружка исполнение «Рябины» получалось у них хорошо.