Цвет жизни

– С Надеждой-то? – улыбнулась Татьяна. И глаза ее немного затуманились. – Разыскала их тогда подводная лодка. Многих пришлось ей тогда подбирать, вот и запоздала. Доставила в Новороссийск, а оттуда Надю перебросили сразу же в Астрахань, в госпиталь, самолетом. Прострел легких не шутка. Но вылечили, быстро, слава богу. А вот с правой ногой сложнее вышло, кость раздроблена, нервы перебиты… Хоть жги ногу, ничего не чувствовала. Сделали ей операцию. Вроде на поправку пошло. Но осложнения начались… В общем, как ни старались врачи, а отнимать ногу надо. Представляете? Надя, конечно, ни в какую. Вторую операцию сделали, опять неудача… Исхудала девчонка, сама себя не узнает. Врачи говорят, не можем, мол, больше мучить, соглашайтесь. Чего делать, поддалась Надька. А когда хирург ушел из палаты, раненые женщины давай ругать ее: дура, мол, ты. Отрезать успется. Пусть еще как-то пробуют, специалистов вызовут. Скажи, я ж женщина, как мне без ноги….

Татьяна вздохнула, с минуту молчала, глядя на дорогу. Станция всё приближалась.

– Короче говоря, вызвали тогда известного хирурга, профессора. Он операцию несколько часов делал, при наркозе общем. И еще месяца два Надя, гипсом скованная, пролежала. А на третий месяц однажды вдруг как зарыдает на всю палату. Прибежали сестры, врачи сошлись, спрашивают, в чем дело. А она плачет, уняться не может. А потом заулыбалась. Это, говорит, я от радости, что палец на ноге зашевелился… В свой колхоз возвратилась. Думали, век с костылями ходить ей. А она через год и на танцплощадку пришла, хоть и прихрамывала, маленько совсем… И вот ведь чудо. Разыскал ее тот сержант, с кем тонула она в Черном море. Живут сейчас не хуже других. Двое ребятишек в школу бегают, помогать начинают. Вот такая судьба. И горестная, и счастливая…

Машина наконец подъехала к станции. Мы попрощались. Перед тем как войти в здание вокзальчика, я невольно оглянулся. Татьяна в этот момент обходила свой грузовик, осматривая скаты. И только теперь я увидел, что она еле заметно прихрамывает на правую ногу…

1962

Работяга

На улице яростно хлестал разгулявшийся осенний дождь. Ветер трепал еще зеленые деревья. По слякотной дороге – ни пройти, ни проехать.

На душе у Ивана Ионыча, председателя колхоза «Зеленая нива» – тот же потоп… Вот уже неделя, как прибыл в колхоз инспектор-организатор Семен Викторович. С виду ни сытого величия, ни трубного голоса, ни холодной многозначительности во взгляде, ни показной грамотности. А всё хозяйство разглядел, во все щели проник, все дыры обнаружил, куда годами утекали артельные доходы…

Вчера побывал председатель с гостем на ферме. И корма, и дворы, и коров – всё как бы взвесил и ощупал этот худощавый дотошный человек. Вечером собрали доярок, и стал инспектор выкладывать свои соображения:

– В наш век космических кораблей и атомных электростанций, – негромко внушал он, – доить коров на фермах руками, как это делали люди, может, еще за десять тысячелетий до египетских фараонов – это же вопиющая отсталость…

Иван Ионыч в лад инспектору кивал, поддакивал, вздыхал, мол, неуправка, было б у нас сто рук… Но теперь провернем, будет на ферме работать доильная система, которую в народе «ёлочкой» окрестили…

И дел-то оставалось: десяток столбов поставить, рубильники установить-подключить, разные другие мелочи.

А вот кого дояркой сюда назначить? Вот о чем раздумывал теперь Иван Пригорелов, глядя в серое окно. «…Елена Бобкова в годах уже. Матрена Краник непочтительна. Сколько раз заходил к ней, и не то чтобы приветить, даже стаканчик для обогрева ни разу не поднесла. Уле Березкиной скоро в декрет, уже круглее каравая ходит…». Составляет мысленно список кандидатур и всех вроде бы красным карандашом крест-накрест…

«…Можно бы Веру, племянницу, пригреть. Да сразу пересуды начнутся. Дескать, председатель только о своей родне печется. Как вкусный кусок, так своим в рот… Ну и пусть шипят!.. – храбрился Ионыч. – Я, что ль, виноват, что вся наша пригореловская порода талантлива? Все гвоздь к гвоздю!..»

В председательский кабинет неожиданно ворвалась Нина Шилкина, библиотекарша…

«С какой стати в такую непогодь? – подумал Пригорелов. – Не иначе опять с очередной новой идеей…»

Шилкина – чуть хроменькая, конопатенькая, лицо арбузиком, с мокрыми рыжеватыми волосенками по белому лбу. Отряхнулась от дождя – и к столу ближе. В просторных глазах – море доверия и наивности. И настырности тоже…