Цвет жизни

Хорошо сделал Флеган, что и на вторую военную весну приберег кое-что на общественное питание. Хотя и просвечивался суп до самого дна в котле, а все же шел от него дразнящий мясной дух. Знал председатель: не так иная медаль подымает голодного, как вот человеческая забота.

Пошутят бабы с Флеганом, не отощалой ли вороной вместо курицы-то накормил? И веселее тянут коров по пашням. В эту весну опять не забыл Флеган о семьях фронтовиков. Всем, у кого ни отца, ни матери, помог колхоз огороды вспахать. Да и соседи друг друга выручали. С миру по нитке, и голому рубаха собиралась. Никто не звал, к примеру, бабку Матрену пособить егорятам на огороде. Сама пришла и начала показывать, что и как делать.

– Перво-наперво, – сказала, – картошку надо. Она и хлебу сестра и на приварок. А чтобы более засадить, будем резать ее и класть по ростку в лунку. А за картошкой – капуста. Да чтобы и ранняя скороспелка была. И об огурцах нельзя забывать. Огурцы – молодцы! А где местечко гуляет и промеж грядок – «мени» садите.

Бабка слыхала – самой-то не доводилось в «лесторанах» гулять, – что подают там к обедам еще «мени» какие-то. Должно быть, это приправы, решила она. Скажем, лук, чеснок, укроп и все другое, от чего еда духовитее и завлекательнее.

Первой, хоть и малой, подмогой пришел с огорода лук. А за ним – краснобокая редиска. А там и огурцы завязались. Любаша строго-настрого запретила рвать их, пока они дитятки, с яички воробьиные. Такими пупырями не наешься. А вот разопрутся от поливов, отяжелеют, тогда и один огурец – завтрак. А еще если разрезать его да солью по разрезу посыпать – совсем объедение.

– А чтобы молодцы скорее выросли, не надо воды жалеть!

Любаша поделила грядки между малышами. Каждый бригадиром стал над своим полем. А в чьей бригаде лучше вызреет урожай, кто скорее угостит других, тот и будет гвардеец.

А стать гвардейцем каждому интересно. Ведь и отец их на фронте – первый гвардеец. И егорята друг перед другом изо всех сил старались. А уж какие там силы! Так заморились – животы-то, чисто у муравьев, стянулись. И носы заострились, и чернота по лицам пошла.

Опять Матрена выручила. Повела она в лес егорят, пооблазили овраги, поляны, мелколесье. И вернулись с пучками молодого сочного щавеля. Можно его сырым есть, как коровы траву. А можно и щи варить. Конечно, щи – лучше. А еще бабка два яичка принесла и заправила ими варево.

К началу обеда и Любаша с разноски пришла. До смерти уморилась и обезножела. Сели за стол и так хлебали, аж пропотели все, словно в жаркой бане попарились.

– Ешьте, ешьте! – подбадривала бабка. Хотя и сама от голода и устали еле на ногах держалась. – Еще из крапивы щи варить научу!

Выжили егорята. Пошел огурец-молодец. Еще веселее. Недаром в народе-то говорят о нем: огурец в огороде – и нужда оземь. Налились кочаны ранней капусты. Тоже силы прибавили… Каждый день стали егорята в лес за хворостом ходить, чтобы еще раз зимой-то не мерзнуть, кровати да лавки не рубить, не жечь.

Вернется Любаша засветло из разноски и давай в лес заманивать:

– Какую я траву, ребята, на лужайках-то видела! Одни цветы! Запасем такой травы корове – тогда и спасемся зимой. А без травы гроб будет. Да вот беда… До вечера-то не успеем обернуться! – Вроде бы жалеет, а сама следит – раззадориваются егорята или нет.

– Успеем!

– Еще как обернемся!..

– Чем в гроб ложиться, я лучше больше воза притащу! – крикнул Васятка.

И побежала шестерка по селу. Глядят люди и толкуют:

– Ну и Любаха! Как Чапаев ведет! На любую крепость идут за ней.

– Голод заставит, так пойдешь…

– И Мироновы живут несладко. Да только от правления не отходят, все подачек ждут. Любахе надо бы в учителки пойти. Всю школу в руки взяла бы и разуму и делам научила б!.. – рассуждал Елизар, сосед, самый древний селе.

Вернулись егорята поздно. Раструсили вязаночки по двору. А как подсохнет трава, начнет похрустывать – в стожок. Зашли в избу усталые. И до глубины ночи похвалялись, кто больше принес, кто лучше о корове заботится. Вышло, что Марийка всех превзошла старанием. Ей высшая награда. Любаша так и сказала:

– Буду писать отцу, похвалю Марийку!

А скулы-то у Марийки туго обтянуты. Одни глаза синие жарко пышут. Все признали – достойна Марийка. Но в письмо и другим хочется попасть. И тогда один громче другого: хоть строчечку, хоть словечко и об нем!

– И я не махоньку вязанку-то принес!.. Во какую! – взмахнул руками Васятка. Вышло, что он один на всю зиму кормов запас.

– А еще ты в воскресенье поросенка в огород пустил! Всю картошку он перерыл! – начисто срезает успехи малыша Марийка.

Алеша вступился за брата:

– Только три куста, а не всю!..

– А из трех-то кустов можно полное ведро нарыть! – подсчитала нанесенный урон Варя.

Кричали, пока голоса были. А Любаша уже писать начала. Потом вслух читали и вносили поправки, кто огурцы лучше поливал, кто за хворостом ходил. Под письмом подписались все, кто и не умел. Эти закорючки ставили. И пошло, полетело письмо на фронт.