Цвет жизни

Предстали егорята перед старшей сестрой в самой завидной для ребятишек форме – солдатской. Только и разницы, что нагрудных карманчиков по одному. Из последних сил пятили грудь, глаза ширили. Любаша ни одной изъянинки не нашла в шитье: каждый рубчик – стрела, каждая пуговица – золото да серебро чищеное. Разгорелась сестра, что-то с ресниц смахнула.

По всему селу слух прошел о диковинном шитье. Многие поглядеть приходили. Одним из первых Флеган был. Поначалу огород, двор осмотрел и в избе до горшка последнего глазом своим обежал.

– А теперь обновкой похваляйтесь! Ребята в спаленку и – вышли на парад.

Так и лучились готовностью хоть в разведку, хоть в бой. Были на них еще и пилотки: у Степана Митрохина раздобыла их Любаша. Вернулся он из госпиталя по чистой и штук шесть пилоток привез. А откуда взялись, так пояснил:

– Одну с Белорусского фронта берегу, другу – с-под Курска. Памятные. На каждой внутри записано, сколько из противотанкового ружья броней пробил да сжег. Пусть детишки носят, растут!..

Любаша пилотки подрезала, ушила, и они теперь лиховато, с наклончиком, красили лобастые головы. Флеган все осмотрел и спереди и сзади. Продекламировал еще в приходской школе заученное:

Дети, в школу собирайтесь,
Петушок пропел давно!..

Одним словом, растет поколение! Так, обмундировка хороша… Вся дислокация прикрыта. А как с обувкой?

– Без обувки-то лучше! – уверил Васятка. – Скорее до школы можно добежать.

– А наколешься?

– А ты погляди, какая подметка! Стальная! – Васятка задрал ногу.

Председатель щелчком по пятке. Все засмеялись.

– Действительно броня! Пуля не пробьет. – Покурил, пошутил и, поднимаясь, скомандовал: – Ну, солдаты, шагом марш за мной!..

– А куда? – спросил Володя.

– Пойдем дислокацию разведаем. Может, трофей попадется.

Это бы хорошо, сверкнули глаза у ребят. Флеган в сельпо, солдатики – за ним. Люди глядят и шутят: откуда вроде такие? Флеган взял с полки две пары детских ботинок, ощупал, оглядел и подал малышам:

– Обувайтесь!

Ботинки оказались просторными.

– Это хорошо, – решил Флеган. – На чулки как раз, а зимой и потеплее можно подвернуть. – И велел продавцу-инвалиду оформить через бухгалтерию колхоза, как для семьи фронтовика.

Продавец понимающе кивнул. Возвысился, будто сам добро сделал.

А когда Любаша пришла с братьями в школу и всех новичков выстроили, учительница Анна Петровна сразу егорят заметила.

– Смотрите, гвардейцы пришли! – залюбовалась. – Только почему же у вас орденов нет?

– А мы еще без оружия! – объяснил Васятка. – Дали бы нам по танку с пушкой… Показали бы фашистам!..

Анна Петровна улыбнулась.

– Что ж, посоветуем, чтобы после школы вас в танковое училище приняли, а теперь надо похвальные отметки зарабатывать. Они для вас все равно что ордена фронтовые.

Без вести пропавший

И так и эдак загадывали Числовы, почему не пишет отец. И раньше неделями молчал, но такой долгой ночи еще не переживали.

– Может, убит давно? – сказала как-то Сергеевна, погрев сердце старыми письмами. Все перечитала, до последней строчки, все догадки перебрала.

Николка, нервно заикаясь и дергаясь, чего раньше не было с ним, ответил:

– Был бы убит – похоронную получили!.. – И лезло ему в голову такое, что и в глаза людям страшно смотреть становилось, и дергаться начинал. А порой надежда прорывалась: да не может вроде того быть, чтобы отец дрогнул, руки поднял. Ведь никогда и никого не боялся он. И опять темнилось. Прощался-то – твердо обещал: по строчке в неделю, а буду радовать.

– А может, так искалечен, что и глянуть страшно? – додумалась и шепотком сказала сестра Вера. – Как вон Федя Флегана… Похоронился заживо в каком-нибудь инвалидном доме…

Слышала мать о Федоре. Но все в ней рвалось, все на дыбы вздымалось, как приходило такое в голову и об Грише. Не может он таиться от семьи! Ведь знает, как она, Сергеевна, привязана к нему, как дорог детям. Ведь всегда жили душа в душу, как два цветка на одной ветке. Не может забыть он, как зори вместе встречали, как все годы жалели друг друга, как об новой избе мечтали, как радовались на дочку Верушку, первенькую, а потом и сын добавился… Да какой бы он ни был страшный, обтесанный или там обгорелый, разве ж откажется она! Нет, не может он так обидно думать о ней, о детях!..

И как появится в селе или в окрестной деревне раненый, в отпуск приехавший или совсем списанный, так Сергеевна разыщет и расспрашивает:

– А моего-то Григория не встречал там?.. Может, хоть слышал?..

А тому списанному и хотелось бы утешить, да нечем.

Ходила и на станцию к санитарным поездам. Выйдут на перрон забинтованные, Сергеевна к ним. Кому яичко, кому семечек каленых, вишенки сушеной даст и этих расспрашивает: