Цвет жизни

– Может, где встречали Григория Числова? Снайпером он воюет. О нем и в газетах писали!.. Вот карточка его, поглядите! Может, признаете?.. – Все приметы обрисует и с такими подробностями, что поставь в поле строем все армии, и Григорий в глаза бросится. А к тому же и песенник он, и шутник, и все мастерить горазд. И такой охотник, что никогда не приходил из леса без снизки зайцев, без лисы или даже волка. Потому и угодил в снайперы.

А забинтованный обо всех расскажет: и с кем в огне горел, и кого через брод тащил в санчасть, и всех пулеметчиков перечислит, и разведчиков, и поваров.

– А вот снайпера такого, признаться, не встречал.

Идет тогда Сергеевна со станции и всю дорогу света не видит.

Десятки писем послали Числовы отцу. Просили ответить и командира роты, и комбата. И отовсюду – молчок.

Один сведущий человек пояснил Сергеевне:

– Похоже, их воинская часть под ураганный угодила, с землей смешалась… И высшее командование расформировало ее, как потерявшую знамя.

А тут еще зашел к Числовым Сашка Безбородов. Из армии списали его не по ранению, как других, а по какой-то желудочной болезни. И хотя врачи вроде строго-настрого запретили ему не только самогон, но даже и вино сладкое, и пиво нюхать, но Сашку все равно редко кто трезвым видал.

К тому же умел он добывать сивушину. Сразу вынюхивал, если кто бутылку откуда привез, у кого самогонка капнула. И ни одна проба не проходила без него.

И еще такую статью использовал он. Ходил по семьям фронтовиков и давал разные консультации, куда и как писать, чтобы, скажем, пенсии или пособия добиться. И о всем другом информировал, как можно в госпитале лишний месяц пролежать, как лучше на фронте уцелеть… Об этом последнем секрете он обычно шептал, когда в доме мужиков не было.

Послушав его советы и разные страшные сказания, иные матери и жены-солдатки, расчувствовавшись, доставали из сундуков, чуланов, из печей последние припасы. И консультант уходил из такого дома ухарем, весело мурлыкающим:

Три деревни, два села,
Восемь девок —
Один я!
Разгова-ариваю…

Дошел черед и до Числовых. Слово за слово, и пошел Сашка раскручивать свой репертуар, как на фронте люди ни за что гибнут. И все больше таким стращал, о чем ни в одной газете не прочитаешь и по радио не услышишь.

– Кабы знали люди, что там на войне-то творится! – ужасал Безбородов. – Волосья бы вздыбились!.. Как вспомню – душа леденеет, холоднее, чем вот на полюсе Ледовитом!.. А кто и был там, так не у каждого пороху хватит правду сказать. Тыщами, армиями закапывают! Особо в первые натиски было… Которые не погибли или не сдались, до сих пор в лесах гниют… Бородами обросли, оскелетились на лесных харчах-то! Летом еще на травке выживают. А если зима?.. И нет выхода! Поймаить эсэс – расстрел, как партизана…

Сашка еще пугает, а Николка видит отца, огнем опаленного и обмороженного, кое-как перевязанного. И как ползет он, почерневший от голоду, оврагами и лезет болотами, чтобы снова слиться со своими и снова мстить оккупантам, очищать от зверья Родину. Никак не может паренек поверить, чтобы отец мог в плен сдаться. А если и попал в плен, то ненароком.

– Может, ранили его, а подобрать наши не успели… Бывает же так?

– Вот и запутался! – Сашка засмеялся, широко раскрыв рот. И красный слюнявый язык, и широкий зев, и зубы желтые с проломами – все нутряное хозяйство показал. И, как бы желая совсем искромсать паренька, взялся ловушки расставлять: – А во что ранен-то был?.. А? Рассказывай, если ты заочный юрист.

– Ну, пусть осколками перебили ноги ему… Или очередью пулеметной скосили…

– А руки целы остались?

– Ну… пусть целы…

Тут и попался Николка.

– Тогда руками глаза фашистам выдирай!.. – рявкнул Безбородов, словно всю деревню в атаку поднимал. – В рожу им плюй!.. Пусть раздавят тебя, сожгут, но живым не давайся!.. – Казалось, вот-вот рухнет Сашка на пол, и в припадке забьется, и пена повалит изо рта. В священном гневе полыхал человек. Словно вот уже сотни раз ему ноги отрывало, и он не сдавался.

Но Николка вывернулся и еще спросил:

– А если и рук лишился?

– А зубы-то целы?..

– Ну, может, с щербинкой, подгнивают, а все же есть чем укусить…

– Последними зубами сражайся!..

– А чего же ты других учишь, а сам так не действовал? – в упор спросил паренек. – Чего же с фронту сбежал?

Безбородов не ожидал такого поворота. Исказился, кровью налился. Откуда и взялась, ведь по внешности – один самогон мутный в нем.

– А я… я не сбежал… Меня по болезни комиссовали!..

– А ты бы остался! И ноги целы, и руки… Пошел бы в разведку… Подкрался бы ночью к их армейскому штабу и – гранату в окно!..

– А ты, я гляжу, Чапаев! – хихикнул Сашка и совсем озлобился.

– Ну… Чапаев! Чего же плохого?

– А может, и Дзержинский?..

– Может, и как Дзержинский буду!..

– Совсем загнул! К Чапаеву, Дзержинскому приравнялся!.. Сразу видно, воробушек ощипанный, какой ты летчик!.. Копаешься, козявка, в навозе и выше не дрыгай!

Во весь рост восстал Николка.

– Руки о такую погань марать не хочется…

– Что, что ты сказал?! Я – погань?..