Цвет жизни

Мария Андреевна взяла Шурин табель, посмотрела отметки.

– Пойдём в класс, – сказала она.

Идёт Шура с учительницей по коридору, а за ними ребята. Откуда ни возьмись – Юра Романов.

– К нам? – обрадованно спросил он.

– К ней, – кивнул Шура на Марию Андреевну.

Юра тряхнул вихром, улыбнулся. Как хорошо всё получается, только вчера они встретились, а сегодня, может, на одну парту сядут! Вошли в класс. Здесь было уже много учеников.

– Ребята, – сказала Мария Андреевна, – Шура Новиков только что приехал в Сталинград. Он будет учиться у нас. Мы ему поможем, чтобы он скорее догнал нас. Посадим его на лучшее место. Вова, пересядь на заднюю парту, – сказала учительница мальчику в матроске. – Здесь на передней парте Шуре будет удобнее.

Вова встал. Большие серые глаза его недобро взглянули на новичка.

– А почему я должен идти на заднюю парту? – нахмурился Вова.

Лицо учительницы стало строгим. И только теперь Шура обратил внимание на то, что у Марии Андреевн много серебристых волос на висках.

– Не надо упрямиться, Вова. Разве ты не хочешь помочь Шуре? – удивленно спросила учительница.

Вова собрал тетради, книги и пошёл на заднюю парту.

Шура сел на его место. Но уже не было у него теперь той лучистой радости, с которой он шёл в школу. Светлый и просторный класс, который так ему понравился сначала, казался теперь каким-то неуютным. Хотя он и старался не смотреть на Вову, но всё время чувствовал на себе его недобрый взгляд.

– Шура, у тебя есть ручка и карандаш? – спросила новичка Мария Андреевна.

– Есть, только дома, – ответил Шура. – И все книжки и тетради есть…

– Ну, хорошо, завтра принеси.

До начала урока оставалось минут десять, и Мария Андреевна вышла из класса. Сердце у Шуры тоскливо заныло. Лучше бы тётя Вера отвела его в какую-нибудь другую школу, такую же маленькую, как в Терновке, где ребята были такими дружными!

На одной парте с Шурой сидел мальчик с карими смышлёными глазами. Он вынул из парты коробку. В ней были разные карандаши: круглые и гранёные, толстые и тонкие, как соломинка.

– Выбирай любой, – предложил мальчик, протягивая Шуре коробку. – Меня зовут Лёва Горкин. Я редактор стенгазеты. Бери!

Шура удивленно взглянул на соседа. Не шутит ли? Взгляд у мальчика дружелюбный. Шура улыбнулся. В коробке лежал карандаш золотистой окраски, с белыми и синими полосками. Взял его в руки, посмотрел, попробовал, как пишет.

– Бери, это ж лучший! – уверял Лёва.

Шура взял понравившийся ему карандаш. И пошло всё кругом золотиться! И класс казался теперь хорошим, таким светлым, и ребята стали нравиться.

Ученик, сидевший на второй парте, вынул из портфеля новенькую тетрадь и, точно боясь, что его опередят, подал её Шуре.

– Бери насовсем, – сказал он.

Ещё один ученик перерезал резинку и половинку протянул Шуре. Вскоре у Шуры была уже и ручка с пером, и бритвочка-точилка, и цветная открытка, и маленький шариковый подшипник – подарок Юры Романова, новичку. Юра уверял, что это не просто подшипник, какой можно найти на улице или вынуть из любой разбитой машины. Все другие подшипники – металлический лом, который надо сдавать государству. А этот был вынут из советского самолёта, громившего фашистов на Мамаевом кургане. Когда самолёт был подбит и лётчик уже не мог добраться до своего аэродрома, то он направил машину на вражеский танк. Врезался в него и уничтожил.

Вот какой был этот подшипник!

Теперь Шура был совсем счастлив, обладая таким сокровищем.

Перебивая друг друга, ребята расспрашивали Шуру, как он учился в Терновке, есть ли там река и вышка, с которой можно было бы прыгать в воду? Большая ли в Терновке школа и выращивают ли там ученики ветвистую пшеницу?

И только Вова да несколько его друзей хмуро глядели на новичка, сторонились его.

На первой перемене в класс пришёл Коля Чернов, вожатый, ученик девятого класса. Ребята окружили его.

– У нас новичок! Шура Новиков! – раздались голоса.

Ученики подталкивали вперёд покрасневшего мальчика, чтобы познакомить его с вожатым.

– Шура, ты пионер? – спросил Коля.

– Нет, – смущаясь, ответил мальчик.

– Ну ничего, будешь пионером. Верно? – Коля похлопал Шуру по плечу, точно они уже решили этот вопрос.

– А Вова теперь на последней парте сидит, – как бы жалуясь, сообщил Петя Галкин.

Коля поглядел на ребят, на хмурившегося Вову.

– Молодец, Вова! Хорошо, что ты уступил место новичку! – воскликнул он, давая понять ребятам, что с Вовой ничего плохого не случилось. Коля слышал уже об этом от Марии Андреевны. Желая помирить ребят, он привлёк к себе Вову и Шуру, обнял их за плечи и сказал: – Вова, теперь ты должен стать первым другом Шуры! Что хмуришься? Не нравится последняя парта! В классе нет позорных мест. Вот и я на последней парте сижу – и не вешаю носа. Если человек по-стахановски трудится, то где бы он ни работал – в Москве ли, на Камчатке или где-нибудь в Кара-Кумах, – о нём знают в Кремле. Разве не так? Пусть и про тебя так говорят: хорошо Вова учился на первой парте, а как пересадили его на последнюю парту, стал учиться ещё лучше. Челевек должен побеждать трудности, а не пасовать перед ними, не хныкать.