Цвет жизни

– Ни антихрист, ни бомбист, а этот… – Не договорив, Тарас покосился на «скатерть-самобранку» и без спроса загрёб горсть печенья. От такой дерзости голубоглазый чуть ли не подпрыгнул, потом спешно завязал узелок с провизией, стал засовывать его подальше от Тараса.

– Да не прячьте вы… Я ж только попробовать взял, – усмехнувшись, стал успокаивать Тарас.

– Но все-таки… За что же вас взяли? – любопытствовал очкастый.

– За самые пустяки, – искренно ответил Тарас. – Иду по улице, гляжу, а на мостовой разбитый ящик лежит, какие-то бумаги из него вывалились. Наверно, с подводы упал. Я и набрал в карманы бумаги той для нужника. И вот посадили за те бумажки. Разберутся, выпустят… – убедительно закончил Тарас.

– Ну, это вы, извините за выражение, побасенку надумали, – очкастый, недоверчиво захихикав, снова лег на койку.

«Брешет, – между тем подумал голубоглазый. – Сам поди стащил ящик с воза, а теперь рассказывает, что нашел». Он уже твердо решил, что новичок анархист.

Наслышавшись в тюрьме разных небылиц про беззаконников-анархистов и злопамятных воров, голубоглазый решил не ссориться с новичком. Пряча под подушку узелок с передачей и подделываясь под простодушный тон, он выступил вроде как в защиту Тараса.

– Нет, почему же, Серафим Григорьевич… Такие случаи бывают, я даже могу рассказать одну историю из своей жизни. Закупил я однажды у оптовика Гренадерова десять ящиков обуви и возвращаюсь на извозчике к себе в магазин. Нет, вы не представите, что случилось! Заканчиваем разгружать, а вместо десяти ящиков – девять. Тридцати пар изящных женских туфелек как не бывало. Нет, вы не можете себе этого представить… Я с ума сходил. Ведь даже несмотря на то, что остальные пришлось продавать по повышенной цене, на всей партии получилось убытку пять рублей сорок шесть копеек. Ужас!..

Рассказывая, голубоглазый порядочно возбудился и под конец, забываясь, возмущенно выпалил:

– Могли же разбойники, навроде вот этого… – Но тут же осекся и залепетал, обращаясь к Тарасу: – Извиняюсь, это я не на ваш счет… Это… – Но, не договорив, он вдруг остолбенел. То, что увидел голубоглазый, превзошло все его представления. Этот еще недавно вроде как извинявшийся ворюга во время его пространного рассказа об исчезнувших дамских туфельках смог вытащить из-под подушки узелок и с самым нахальным видом поедал булку с изюмом… И теперь, быстро представил он, такие истории могут происходить ежедневно. Смятение перед подобным будущим наполнило слезами его чистые глаза…

Увидев, как расстроился человек, как посерело его лицо и взмокли глаза, Тарас стал утешать жадноватого товарища по тюремному несчастью.

– А булочки-то у вас сдобненькие. Теперь в военные времена такие только в ресторанах имеются. Вам что, их каждый день приносят?

Голубоглазый отстраненно заморгал, ничего не ответив. Он сидел неподвижно, как ударенный параличом.

Через несколько дней Тарас вполне обжился и ближе познакомился с сожителями по камере. Очкастый, как оказалось, был ученым человеком, техником, бывал до войны за границей. Посадили его за выступление в земстве на банкете, где, изрядно выпив, он стал подвергать резкой критике правительство за «ошибки в войне», вдобавок назвав царя Николая рассыльным у их высочества Распутина. А царицу…

Теперь критик двора его величества целыми днями лежал на узкой койке, затертой несвежей постели, ощетинился, мрачно курил, часами глядя в щербатый равнодушный потолок. Недавний ученый техник, он, по-видимому, тяжело переживал заключение. Просидев в тюрьме несколько месяцев, он ожесточился, и его когда-то умеренные нападки на существующий государственный строй теперь стали резкими.

Голубоглазый арестант был купец Размотывлин. Он попал в тюрьму за опасную махинацию, подрывавшую, как ему сказали, оборонную мощь империи: поставку в армию сапог с картонными подметками… Но Размотывлин не унывал. За него на воле хлопотали родственники, не жалея денег на адвокатов и взятки. Человек он был религиозный, одно время «дружил с попами» и даже в молодости во время тяжкой болезни дал обещание постричься в монахи. Но потом, выздоровев, решил, что можно и в миру спастись. Усерднее молись, посещай церковные службы, а остальное, включая и царство небесное, приложится само собой.

Надо сказать, купец старался делать все необходимое, чтобы обеспечить себе попадание в рай. Никогда не начинал есть и не ложился спать без того, чтобы не постоять перед небольшой иконой, которую примостил над своей койкой в камере. Даже зевая, творил маленькое «крестное знамение». Однажды техник едко поинтересовался у купца, когда тот перекрестил широко разинутый рот:

– Это-то для чего вы, милейший, делаете?

– Чтоб бес проклятущий не вселился, – вполне резонно ответил купец. – Дорога ему крестом преграждается.

– Ну, а ежели он уже успел сквозь уста ваши в нутро забраться, тогда как быть?