Цвет жизни

Тарас сразу разгадал эту хитрость. Как только закрылась дверь и в коридоре смолкли шаги, он пересел на койку купца, ближе к изголовью. Хромой тоном, вызывающим на откровенность, стал выспрашивать парнишку, кто и за что сидит в их камере. Тарас рассказал все, что знал.

– А тебя какая лихая занесла? – отечески, без тени упрека или насмешки спросил хромой.

Тарас чистосердечно выложил свою биографию и прочие жизненные моменты, но случай с чемоданом и то, что он уже встречался с хромым, утаил.

– Надо же!.. Мы ведь с твоим отцом друзьями были хорошими! – удивленно и радостно воскликнул хромой, когда услышал фамилию Тараса. – Не только на одном заводе, но и цехе одном работали. Да… – Он как-то осуждающе глянул на Тараса. – Далеко же яблочко-то откатилось от родителя… Он работяга был, каких редко найдешь, и с головой. Мы еще с ним, бывало, шутили: у тебя, мол, сын, а у меня дочь, родниться думали, – совсем разговорился хромой.

– А ты сам-то за что угодил? – спросил Тарас, заглядывая в глаза, которые прятались, чуть искрясь, в морщинах под густыми бровями.

– Много будешь знать, состаришься быстро… – буркнул старик.

– А звать тебя как? – не унимался Тарас.

– Дядя Антон… Зотов.

– Зотов?.. – удивился Тарас. – Тогда и я тебя знаю.

– Откуда? – насторожился старик.

– Много будешь знать, состаришься скоро… – смешливо передразнил хромого Тарас. Но тут же заботливо осведомился: – Поди, еще не завтракал?

– Что, есть сухарики, лишки?

– У нас всегда есть, – с достоинством ответил Тарас. Повернувшись, он взял узелок, незаметно вынутый из-под подушки купца и теперь лежавший на его собственной постели.

– Кушайте, никого не слушайте. На здоровьице… – потчевал Зотова Тарас. – Это мне свои ребята приносят с воли. Может, и сворованное, да как тут разберешь, в тюряге…

Зотов был наверняка страшно голоден и потому не заставил себя упрашивать. С не меньшим аппетитом ему помогал Тарас… В какие-нибудь десять минут они ополовинили узелок. Видя, как «брат» глядит на него широко раскрытыми осуждающими глазами, Тарас иронично заметил:

– Дал бы и тебе, да, вишь, закон ваш не позволяет днем есть.

Когда они с хромым закончили рисковую трапезу, Тарас опять незаметно сунул узелок под купцовскую подушку. Только успел положить бумажку на прежнее место, как лязгнула дверь и в камеру с прогулки вернулись техник с купцом.

Тарас заметил, как Размотывлин сразу бросил взгляд на вроде бы нетронутую бумажку. В результате они оба были удовлетворены…

Видя, что больной человек лежит на полу, а толстый купец на койке, Зотов решил, что надо их поменять местами. Не симпатизируя ни тому, ни другому, он все же чувствовал какой-то внутренний протест против такой несправедливости. И, повернувшись к купцу, спросил:

– А что же это у вас умирающий на холодном полу лежит?

– Да ведь мы раньше поступили-с. А они недавно. Как же иначе-с? – не понимая, в чём тут несправедливость, ответил купец.

– Как иначе?.. А вот самому надо слезть, а человека положить, – твердо и спокойно предложил Зотов.

Эта резкость заставила Размотывлина и техника боязливо насторожиться. Они молча глянули друг на друга, потом уставились на хромого, не зная, как теперь действовать и как вести себя, подспудно ощущая, что вместе с этим человеком в камере поселилось что-то чуждое, враждебное им. Хромой продолжал ожидающе смотреть на купца.

– Долго раздумываешь… Или никогда на полу не лежал? – уже с желчью бросил хромой. В его глазах вспыхнул дерзкий огонек, казалось, что Зотов вот-вот схватится за костыль…

Размотывлин побледнел, съежился, испуганно залепетал:

– Нет, зачем же, я всегда… навстречу… Больше меня никто в городе не жертвовал на Красный Крест… Я…

– Ну вот и слезай помаленьку, раз благотворитель. Или помочь?

Купец торопливо убрал с койки одеяло, подушку, стал суетно возиться с одеждой. Между тем доходяга охотно, но боязливо, как-то боком перебрался на койку.

Вдруг Размотывлин заметил, что его узелок здорово похудел. Он упал на свою скомканную постель и долго бросал взгляды то на одного арестанта, то на другого, ища виновного. И наконец, упершись потемневшими глазами в «брата», он, задыхаясь от злобы, прошептал:

– И ты…с ними, Иуда!..

– Блаженны вы, когда поносят вас… – безуспешно оправдывался «брат»…

Поступком Зотова Тарас был восхищен. Не мудрено, что они подружились. Тарас всё более угадывал в этом смелом дяде Антоне что-то родное, отцовское. Они часто беседовали и не только от нечего делать, чтобы убить тягостное и медленное тюремное время. Дяде Антону можно было задавать вопросы на многие темы – о рабочих ремеслах, о дальних странах, о книгах, героями которых были люди сильные и справедливые. Говорили «старый да малый» и о вещах посерьезнее: нынешнем положении в Царицыне и в измотанной войной стране…

Так прошел месяц, другой. Миновал декабрь, и закружились по городу, его улицам, площадям и оврагам лютые январские метели…

Глава восьмая