Цвет жизни

Тарас опустил чайник, смахнул холодный пот со лба и стал прислушиваться. За стеной нарастал какой-то непривычный, подозрительный шум. Он поднялся на столик и, вытянувшись, глянул через решетку. Перед взором измученного неволей парнишки предстало волнующее зрелище. По направлению к тюрьме шла огромная толпа. Тут и там над головами людей трепыхались, как костры, красные флаги. Доносились твердые звуки какой-то песни. Шествие стремительно приближалось к главному царицынскому узилищу. Тарас смотрел, смотрел и не видел конца, ему казалось, что сюда идет весь город.

Но вот толпа подошла совсем вплотную. Тарас на миг спрыгнул вниз, снова схватил чайник, залез на столик и разбил грязное стекло узкого оконца. В камеру вместе со свежим мартовским воздухом ворвались ясные крики: «Товарищи, свобода!..», «Революция!.. Революция!..»

Пришедшие к тюремным стенам смотрели на окна, махали руками и что-то кричали узникам. И опять в радостном многоголосье лучше всего было слышно одно: «Революция!.. Свобода!.. Товарищи!..»

Вскоре толпа упругим потоком ворвалась в тюремный двор, бросилась к главному корпусу. Солдаты махали винтовками, рабочие прутами и ломами, женщины и старики вглядывались в окна, ища в них родные лица. Мелькали и какие-то остроглазые типы, без особой революционности на лицах, наверняка выглядывая дружков-уголовников. На этажах корпуса сильнее нарастал треск взламываемых дверей и решетчатых ограждений.

Вот и в дверь камеры Тараса зачастили ухающие удары. Наконец дверь то ли распахнулась, то ли вообще сорвалась с петель, и высоченный разухабистый мужик с обликом грузчика громко, словно на другой берег реки, заорал:

– Выходите! Вам революция свободу дает!..

В коридоре люди обнимались и плакали, торопились оказаться на воле, всё ещё не веря до конца в происходящее.

Неожиданно Тарас увидел Надю Зотову, которая, разрумянившись, прорывалась против течения толпы, искала камеру отца. На ее груди, как восходящее солнышко, алел большой бант. Завидев Тараса, она с радостью кинулась в камеру:

– И ты тут! Тарас, у меня где-то здесь отец…

Увидев неподвижно лежащего Зотова, она сдавленно вскрикнула и разрыдалась, упав головой на холодную грудь не дождавшегося ее родителя…

Камера заполнилась людьми. Все замолчали и сурово переглядывались.

А тем временем на тюремном дворе по толпе летали крики:

– Ура!..

– Свобода!..

– Конец буржуям!..

Но вот из корпуса выходит группа людей с носилками. Любопытные потянулись было вперед, но притихли. Толпа расступилась, люди шепотом стали передавать весть о замученном старике-большевике. Затем над головами поплыл, стал нарастать ропот. И вот уже группа мужиков молча, по-деловому поспешила обратно в корпус. И вскоре запылала в черном треске мрачная глыба узилища…

Чем сильнее металось пламя и выше поднимался дым, тем громче слышались крики людей. Рыжий работяга, взобравшись на ящик, вдруг замахал руками, чтоб его услышали:

– Казакова сюда!.. Митинг!.. Пусть Казаков говорит… Митинг давай!..

Тарас увидел, как средь толпы образовался круг, принесли стол из канцелярии и установили его ближе к носилкам с мертвым Зотовым. На стол не торопясь ступил рослый молодой мужчина в рабочей блузе. Ветер трепал его смолистые волосы. Играя желваками скул, Казаков выбросил вверх руку, выждал, пока стих говор.

– Товарищи!.. – раздался его крепнущий голос. – Мы ждали революции и свободы. Сотни лет защитники народа сидели в тюрьмах и всходили на эшафоты. И вот теперь двери к свободе открыты. Царизм пал, рассыпался в труху. Да, нам обещают свободу. Но ту ли, какую мы ждали, за какую умирали такие, как этот израненный на проклятой войне и уморенный в застенках рабочий Антон Зотов? Не верьте посулам и агитации меньшевиков и эсеров. Не успокаивайтесь! Были такие революции и у других народов, но эксплуататоры опять возвращались на троны, если не цари, так буржуи. Народ вновь загоняли в рабство и кидали в тюрьмы, и кабала опять росла. Дерево самодержавия срублено, но надо еще выжечь все корни, которые питали его. Надо убрать помещиков и капиталистов.

Казаков с улыбкой окинул толпу, хотел еще что-то сказать, но снова неукротимое «Да здравствует революция! Дорогу свободе!» – покатилось по толпе. Выше поднялись красные полотнища, некоторых освобожденных подхватили на руки и стали их качать.

Тут только Тарас увидел, как взлетал над толпой арестант с очень уж знакомым лицом. Приглядевшись, Тарас узнал Арнольда Бояринцева. И враз потухла в нём воспылавшая от митинга радость, как костер, залитый водой…

Желая разобраться в увиденном, Тарас обратился к рыжему рабочему, тому самому, который первый призвал к митингу.

– Дяденька, скажи, а вот которые выдавали подпольные типографии и вместе с жандармами обыски делали, листовки искали… Они что, тоже свободой будут пользоваться?

– Ты это про кого?.. Про того, что ли, которого вон там качают? Он что, жандармский прихвостень, провокатор?

– Да, – твердо ответил рабочему Тарас.

– Таких, парень, мы, как вшей, на ноготок и р-раз!