Твердая рука

Сегодня была среда, день резвых работ, так что заинтересованного народу собралось немало: владельцы, журналисты, букмекерские жучки. Казалось, что бинокли приросли у них к глазам, а заметки в блокнот делались чуть ли не шифром. Утро выдалось холодным, но горячий энтузиазм объединил причастных к началу нового сезона. Сегодня на Пустоши разминалась целая индустрия. Инвестиции, прибыль, отчисления в государственную казну шли по кругу под небом Суффолка. И я все еще был частью этого мира, хотя и в другой роли.

Дженни была права. Я бы не выжил в конторе.

— Здорово, Сид!

Я обернулся. Джордж Каспар был верхом и не отрывал взгляда от вереницы лошадей, идущей вдалеке из его конюшни на Бьюри-роуд.

— Здорово, Джордж.

— Надолго здесь?

— На пару деньков.

— Сказал бы нам, у нас всегда место найдется. Позвони Розмари.

Его взгляд был прикован к лошадям. Приглашение было лишь данью вежливости, и не ожидалось, что я его приму. Розмари бы в обморок грохнулась, если б услышала.

— Три-Нитро тоже там? — кивнул я в сторону вереницы.

— Да, шестой с головы. — Он оглядел заинтересованных зрителей. — Ты не видел Тревора Динсгейта? Он собирался с утра приехать из Лондона.

— Нет, не видел, — покачал я головой.

— У него здесь две лошади. Он хотел посмотреть на их разминку. — Он пожал плечами. — Если сейчас не появится, то все пропустит.

Я улыбнулся. Может, кое-кто и был способен задержать проездку до приезда владельца, но только не Джордж. Владельцы выстраивались в очередь за его одобрительным словом и высоко ценили его суждения. Несмотря на все свое влияние, Тревор Динсгейт был лишь одним из многих. Я поднял бинокль к глазам и стал следить за сорока скакунами Каспара, которые кружили, дожидаясь своей очереди на галоп вверх по холму. Лошади перед ними уже почти закончили работу.

Парень, ехавший на Три-Нитро, был в куртке оливкового цвета с выбивающимся из воротника ярко-алым шарфом. Я опустил бинокль и с тем же интересом, что и окружающие, следил, как конь ходил по кругу. Красивый гнедой жеребец, рослый, широкогрудый, с развитыми плечами. Однако, по его виду нельзя было сказать, что перед вами несомненный победитель следующих Гиней и Дерби. Как говорится, кто не знает, тот и не узнает.

— Можно, я немного пофотографирую, Джордж? — спросил я.

— Разумеется.

— Спасибо.

В последнее время я почти не расставался с карманным фотоаппаратом. Он снимал на шестнадцатимиллиметровую пленку, имел встроенный экспонометр и единственной дорогой деталью был объектив. Я достал его и показал Джорджу, и он кивнул:

— Снимай, что хочешь.

Он тронул свой терпеливый четвероногий транспорт и поехал напрямик к своим скакунам, готовясь начать проездку. Те, кто выводил лошадей из конюшни, далеко не всегда принимали участие в собственно галопе, и, как обычно, лучшие ездоки принялись пересаживаться на лучших лошадей. Парень в красном шарфе спешился и держал Три-Нитро под уздцы, и вот уже в седло запрыгнул другой ездок, гораздо старше.

Я приблизился к лошадям и сделал несколько общих снимков чудо-жеребца и парочку крупным планом его ездока.

— Инки Пул? — осведомился я, когда он проехал в паре метров от меня.

— Он самый. Уйди с дороги!

Экий грубиян. Если б он не видел, как я говорил с Джорджем, то и вовсе попытался бы меня прогнать. Я задумался, являлась ли его обида на весь мир причиной того, что он не смог стать жокеем, или же следствием, и испытал к нему некоторое сочувствие.

Джордж принялся делить лошадей на небольшие группы, которые поскачут вместе, и я отошел в сторонку и продолжил наблюдение.

Подъехавшая на высокой скорости машина остановилась так резко, что испугала случившихся поблизости лошадей. Они бросились в разные стороны, и ездоки протестующе закричали. Тревор Динсгейт выбрался из ягуара и напоследок с силой хлопнул дверцей. В отличие от остальных собравшихся, он был в костюме и галстуке, хоть сейчас на собрание директоров.

Тщательно причесанные темные волосы, чисто выбритое лицо, зеркально начищенные туфли. Не имея склонности сидеть у ног власть имущих, с нервным смешком подбирая крохи их благосклонности, я не искал дружбы с подобными людьми. Однако, в мире скачек приходилось считаться с их влиянием. Крупные букмекеры имели возможность и нередко и впрямь делали немало хорошего, но, подумал я внутренне усмехаясь, не по доброй воле, а чтобы не дать себя уничтожить. Сторонники реформы системы ставок знали, что достаточно установить монополию тотализатора и ослабить налоги, чтобы вернуть в индустрию скачек средства, которые сейчас выкачивали из нее букмекеры.

Тревор Динсгейт был представителем нового поколения букмекеров: элегантный космополит, ищущий друзей среди представителей элиты, жаждущий признания, угодник при благородном сословии.

Завидев меня, он поздоровался.

— Мы разговаривали в Кемптоне... Которые из тех лошадей — Джорджа?

— Вон те, — показал я. — Вы как раз вовремя.

— Чертовы пробки.