Твердая рука

— Ну надо же! — выдохнула она гораздо позднее. — Вот уж не ожидала, что ты окажешься таким нежным любовником.

— Слишком нежным?

— Нет, мне понравилось.

Мы сонно лежали в темноте. Она оказалась отзывчивой к моим ласкам, не скупилась на собственные, и в итоге я испытал ослепительно яркое удовольствие. Как жаль, лениво размышлял я, что суть секса почти скрылась под нагромождением запретов, приемов, консультантов, разврата, соглядатаев и коммерческой суеты. Исполнение телесного предназначения касается только двоих участников, и если не завышать ожиданий, то проще достичь успеха. Себя не изменишь. Даже если девушка хотела этого, я не мог притворяться грубым и агрессивным мужланом, потому что, усмехнулся я про себя, у меня бы не вышло сохранять серьезный вид в процессе. Все и так хорошо получилось.

— Луиза... — позвал я. Ответа не последовало.

Я устроился поуютнее и по ее примеру погрузился в сон.

Проснувшись по обыкновению рано, я принялся наблюдать, как дневной свет все ярче освещает лицо спящей Луизы. Светлые волосы спутались точно так же, как при нашей первой встрече, и ее лицо смотрелось свежо и мило. Когда она проснулась, то улыбнулась еще не открывая глаз.

— С добрым утром, — сказал я.

— С добрым.

Она завозилась на широкой постели, придвигаясь поближе ко мне. Оборки белого муслина казались окружали нас.

— Словно в облаках лежим, — произнесла она.

Наткнувшись на твердый протез, она моргнула.

— Ты же снимаешь его на ночь, когда спишь один?

— Да.

— Тогда сними.

— Нет, — отказал я с улыбкой.

Она окинула меня долгим изучающим взглядом.

— Дженни была права, когда говорила, что ты твердый как кремень.

— Это не так.

— Она говорила, что в тот момент, пока тебе калечили руку, ты спокойно обдумывал план ответных действий.

Я скривился.

— Это правда?

— В некотором смысле.

— Дженни говорила...

— Честно признаться, я бы лучше поговорил о тебе.

— Да что там обо мне разговаривать...

— Вот уже и заигрываешь.

— Так чего же ты ждешь?

— Любуюсь твоим стыдливым девичьим румянцем.

Я легко коснулся ее груди, и ее реакция была под стать моей: мгновенное возбуждение, обоюдное удовольствие.

— Облака! — довольно выдохнула она. — А ты о чем-нибудь думаешь в это время?

— Во время секса?

Она кивнула.

— Я не думаю, я чувствую.

— А я иногда вижу розы... они вьются по решеткам... алые, розовые, желтые. Иногда остроконечные звезды. А сейчас я увижу муслиновые облака с оборками.

Я спросил, после.

— Нет, не видела. Только солнечный свет. Ослепительный.

Солнечный свет и впрямь заливал комнату, и балдахин сверкал в его лучах.

— Почему ты не хотел задергивать шторы на ночь? — спросила она. — Ты не любишь темноту?

— Когда вокруг рыщут враги, мне не до сна.

Я ответил машинально. А когда понял, что это и вправду так — словно угодил под ледяной душ.

— Как дикий зверь, — заметила она и добавила после паузы:

— Что-то не так?

Запомни меня таким, как я сейчас, подумал я. А вслух сказал:

— Хочешь завтракать?

Мы вернулись в Оксфорд. Я отвез пленку в проявку и мы пообедали в ресторане «Времена года». Изумительный паштет из тюрбо и воздушные кнели из щуки еще какое-то время не давали тучам сгуститься окончательно. Тем не менее, когда подали кофе, настала и неизбежная минута.

— К четырем часам мне надо быть в Лондоне, — вздохнул я.

— Когда ты сообщишь в полицию насчет Ника? — поинтересовалась Луиза.

Я задумался.

— Приеду в четверг, заберу фотографии, тогда и схожу. Пусть эта дама из Бристоля еще два дня поживет счастливой.

— Бедняжка.

— Мы сможем повидаться в четверг?

— Не ослепнем, так увидимся.

Чико с тоскливым видом подпирал здание Жокей-клуба как будто ждал уже сто лет. При виде меня он оттолкнулся от стены и пожаловался:

— Уж больно ты долго.

— Не было мест на парковке.

Чико нес за ручку черный кассетный магнитофон, которым мы время от времени пользовались. Он явился в джинсах, летней рубашке и без пиджака. Жара и не думала спадать, обосновавшись почти неподвижным антициклоном, и я тоже был в одной рубашке, хотя галстук не снял, а пиджак перекинул через руку. Все окна на третьем этаже были открыты, и в помещение врывался уличный шум, а сэр Томас Улластон за своим большим столом переживал жару в легкой хлопковой голубой рубашке в белую полоску.

— Заходи, Сид! — пригласил он, увидев меня на пороге. — Я ждал тебя.

— Извините за опоздание, — сказал я, обмениваясь с ним рукопожатием. — Это Чико Барнс, он работает вместе со мной. — Сэр Томас Улластон пожал руку и ему.

— Итак, — сказал он, — теперь, когда вы на месте, надо позвать Лукаса Уэйнрайта и остальных. — Он нажал на кнопку селекторной связи, попросил об этом секретаря и добавил: — И принесите еще несколько стульев, пожалуйста.