Творения. Книга третья

Смотря на их труды, тяжкие и продолжительные, какие, например, требуются при переездах в байдарках, продолжающихся иногда по 20 часов сряду, и почти каждый день во все лето, — труды, для всякого другого кроме алеута, почти невыносимые, — самое бездействие их, продолжающееся иногда столько же времени, можно почесть соразмерным отдыхом и приготовлением к новым трудам. Но несмотря на это, должно сказать, что алеуты не очень трудолюбивы и вообще неспособны к трудам беспрерывным и постоянным, какие требуются, например, при скотоводстве и хлебопашестве. Они деятельны только на время и на выдержку. Впрочем, это так и должно быть, потому что и в трудящемся классе народа, только тот деятелен и трудолюбив, кто полюбит труд и плоды его, или кто с детства привык быть в непрерывном занятии. Но алеуты к первому не имеют склонности и не хотят, а последнему очень не благоприятствует самый образ жизни и воспитание. Дети их, даже до возмужалости, почти ничего не делают, ибо родители, по слепой любви своей и по обычаю скорее сделают сами, нежели заставят сделать дитя свое, хотя бы и самое легкое. Но притом, если бы родители и захотели приучить детей своих к деятельности, то для них эго гораздо труднее, чем для других; они не имеют к тому и самых средств. У них нет ни фабрикаций, ни домашней скотины и даже, что называется, ни чашки, ни ложки, словом ничего такого, чтобы требовало ежедневных и беспрерывных занятий. Потому-то дети их по необходимости привыкают к недеятельности, а терпеливость их и равнодушие поддерживают эту привычку и в зрелом возрасте, где также почти нет занятий, требующих непрерывной деятельности.

22) Алеуты довольно неопрятны. Все нечистоты выбрасываются подле самого входа в юрту. Пищу приготовляют очень небрежно. Домашняя посуда почти никогда не моется. Даже там, где берут воду для пищи и питья, часто находится отвратительная нечистота. Дети почти всегда грязны, запачканы и со всклокоченными волосами, даже многие и из взрослых, особенно из женщин, немного чище детей своих и часто в разорванном платье.

Конечно, всеобщая бедность их и образ жизни не дают им возможности наблюдать чистоту. Тот, у кого одна только парка, которая ему служит вместе и одеждою, постелью, одеялом, — не в состоянии иметь ее всегда чистою; и тот, кто с детства употребляет в пищу кислое и гнилое, и тем, так сказать, сроднился с отвратительным запахом, — не может пренебрегать нечистотою. При всем том нельзя не назвать их неопрятными, особенно женщин, который сверх того чрезвычайные неряхи, так что многие из них, в каком бы ни было платье, ситцевом или шелковом, новом или старом, без всякого разбора садятся, где ни попало, нисколько не думая о том, что в другой раз ей, и в праздник, придется надеть запачканное платье или, что она более не в состоянии будет завести себе подобное платье.

Но надобно сказать, что в этом отношении алеуты ныне много изменились и изменяются, так что уже многие начинаюсь привыкать к порядку и чистоте, особливо те, кои чаще обращаются с русскими; а некоторые из тоэнов и почетных даже щеголяют чистотою, как в одежде своей, так и в домах.

23) Алеуты, хотя не имеют всегдашних случаев доказать самым делом склонность к пьянству, но в них сильно можно подозревать ее; потому что, несмотря на то, что некоторые из них совсем не употребляют водки, а другие умеют сохранить ее до известного времени, но никто из прочих не откажется выпить ее столько, сколько может; а некоторые из живущих между русскими безошибочно могут быть причтены к кандидатам в пьяницы[76]. Также, хотя нет примеров, чтоб алеуты пропивали что-нибудь из своего имущества; но надобно думать, что, при всегдашних случаях достать водки, они все не необходимое для них отдадут за нее. Этому доказательством может служит то, что они, почти все вообще, чрезвычайно привержены к табаку и самому крепкому, который, кажется, у всех диких, употребляющих его, некоторым образом заменяет им водку тем, что он, как говорят алеуты, дает некоторый кураж; и если это так, то, наверное, алеуты не упустят удобного случая табачный кураж заменить водочным. Приверженность же к табаку в них так велика, что алеут без табаку уныл и скучен, и более недеятелен. При этом случае он охотно променяет последний кусок пищи, или лучшую стрелку, за листок табаку. При изобилии же табаку они беспрерывно употребляют его. Однако ж в последнее время были примеры, что несколько алеутов, бывших в числе пристрастных к табаку, совершенно отказались от него и более двух, трех лет — как в рот не берут — рассчитывая, что большая половина платы, получаемой ими за промысла, употребляется единственно на табак. Поэтому можно заключить, что алеуты, если захотят, могут не вдаться и в пьянство; (но лучше не делать таких опытов).