Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Освободившись от корзины, он пробежал по дворам и садам дворцов и исчез в переулке, всячески стараясь, чтобы не напали на его след те, кто вздумал бы гнаться за ним. А когда добрался он до пустынного квартала, то вынул лампу из-за пазухи и потер ее. И джинн лампы, отвечая на призыв, тотчас же явился перед ним и сказал:

— Раб твой между рук твоих! Говори, чего хочешь? Я остаюсь слугою лампы, летаю ли по воздуху, ползаю ли по земле!

Джинн повиновался, не различая, всякому обладателю этой лампы, хотя бы тот, подобно волшебнику, шел путем злодейства и погибели.

Тогда магрибинец сказал ему:

— О джинн — слуга лампы, — приказываю тебе взять дворец, построенный тобою для Аладдина, и перенести его со всеми существами и вещами, которые в нем находятся, в известный тебе край мой, в далекий Магриб среди садов! И меня самого перенесешь ты туда вместе с дворцом!

И джинн — слуга лампы — ответил:

— Слушаю и повинуюсь! Закрой глаз и открой его — и ты увидишь себя в стране твоей и во дворце Аладдина!

И действительно, в мгновение ока дело было сделано. А магрибинец перенесен был вместе с Аладдиновым дворцом в африканский Магриб.

Вот и все, что случилось с ним.

Что же касается султана, отца Бадрульбудур, то, проснувшись на другой день, он, по обыкновению, вышел из дворца своего, чтобы посетить любимую дочь. И увидел он на том месте, где возвышался чудесный дворец, лишь одну широкую площадь, изрытую ямами из-под фундамента. И, встревоженный до крайности, испугался он при мысли, что теряет рассудок; и стал он протирать глаза, желая дать себе отчет в том, что увидел. И при блеске восходящего солнца и среди прозрачного утреннего воздуха, убедился он, что дворец исчез. Но, желая еще более убедиться в этой потрясающей действительности, он поднялся в верхний ярус дворца своего и открыл окно с той стороны, которая находилась против помещения его дочери. И отсюда не видно было ни дворца, ни каких-либо следов его, ни садов, ни каких-либо следов их — ничего не было, кроме широкой площади, где всадники могли бы свободно гарцевать, если бы не ямы.

Тогда раздираемый тоской, несчастный отец стал бить себя по рукам и рвать бороду свою, и плакать, хотя еще не сознавал всей глубины своего несчастья и его настоящего свойства. И в то время как он упал в таком состоянии на диван, великий визирь вошел, по обыкновению, чтобы возвестить об открытии заседания Совета. И, увидев его в таком положении, не знал, что и подумать.

А султан сказал ему:

— Подойди сюда!

Визирь подошел.

А султан сказал ему:

— Что сталось с дворцом моей дочери?

Тот ответил:

— Да хранит султана Аллах! Но я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?!

Султан же продолжал:

— Ты, о визирь, кажется, не знаешь о несчастье?

Визирь же ответил:

— Ничего не знаю, о господин мой, клянусь Аллахом! Я ровно ничего не знаю!

Султан сказал:

— Так, значит, ты не смотрел в ту сторону, где был дворец Аладдина?!

Визирь же ответил:

— Вчера вечером я гулял в садах, окружающих дворец, и не заметил ничего особенного, разве что главные ворота были заперты по случаю отсутствия эмира Аладдина.

А султан сказал:

— В таком случае, о визирь, посмотри вот в это окно и скажи, не заметишь ли чего странного в этом дворце, у которого, как ты видел вчера, были заперты главные ворота.

Визирь выглянул в окно, но тотчас же поднял руки к небу, восклицая:

— Да бежит нас лукавый! Дворец исчез!

Потом, обращаясь к султану, он сказал ему:

— А теперь, о господин мой, неужели не поверишь, что дворец, архитектурой и украшениями которого ты так любовался, был не чем иным, как делом искуснейшего колдовства?

Султан опустил голову и думал с час. Затем он поднял голову, и на лице его отразилось страшное бешенство. И закричал он:

— Где он, этот злодей, этот проходимец, этот колдун, обманщик, сын тысячи собак, имя которому Аладдин?

А визирь, торжествуя и ликуя, ответил:

— Его нет, он на охоте! Но он велел ждать себя сегодня до полуденной молитвы! И если желаешь, я берусь сам осведомиться у него о том, куда исчез дворец и все, что в нем было.

Султан же не захотел и сказал:

— Нет, клянусь Аллахом! С ним должно поступить, как с вором и лжецом! Пусть стража приведет его ко мне, закованного в цепи!

В эту минуту Шахерезада заметила, что наступает утро, и, по обыкновению своему, скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Нет, клянусь Аллахом! С ним должно поступить, как с вором и лжецом! Пусть стража приведет его ко мне, закованного в цепи!

И великий визирь тотчас же вышел, чтобы передать приказ султана начальнику стражи, и научил его, как следует взяться, чтобы Аладдину не удалось ускользнуть. И начальник стражи с сотней всадников выехал из города на ту дорогу, по которой должен был возвращаться Аладдин, и встретился с ним в пяти парасангах от городских ворот. И сейчас же приказал он всадникам окружить его и сказал ему:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги