Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

С тех пор как волшебник похитил дочь султана вместе с ее дворцом, она пребывала в глубокой горести от разлуки с отцом и супругом и от постоянных покушений на нее со стороны проклятого магрибинца, которому, однако, не уступала, и привыкла вставать с постели с первыми лучами зари, а ночью плакала и не могла уснуть, предаваясь своим печальным мыслям. И не спала она, не ела и не пила. В этот же вечер волею судьбы к ней вошла служанка, чтобы попытаться развлечь ее. И открыла она одно из окон хрустальной залы и, выглянув в это окно, сказала:

— О госпожа моя, посмотри, как хороши деревья сегодня вечером и какой прелестный воздух! — Потом она вдруг громко вскрикнула: — Йа ситти, йа ситти![45] Вот Аладдин, господин наш! Вот Аладдин, господин наш! Он стоит под окнами дворца!

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Йа ситти, йа ситти! Вот Аладдин, господин наш! Вот Аладдин, господин наш! Он стоит под окнами дворца!

При этих словах служанки Бадрульбудур бросилась к окну и увидела Аладдина, а он увидел ее. И сердца их едва не улетели от радости. Бадрульбудур заговорила первая и крикнула Аладдину:

— О милый мой, приходи скорей! Приходи скорей! Служанка моя сейчас отворит тебе потайную дверь! Ты можешь подняться сюда, ничего не опасаясь. Проклятый волшебник теперь в отсутствии!

И когда служанка отворила ему потайную дверь, Аладдин поднялся в комнату супруги своей и принял ее в свои объятия. И обнимались они, пьянея от радости, плача и смеясь в одно и то же время. А когда немного успокоились, то сели рядом, и Аладдин сказал супруге своей:

— О Бадрульбудур, прежде всего хочу спросить тебя, что сталось с медной лампой, которую оставил я в своей комнате, на табурете, перед тем как уехал на охоту?

А Бадрульбудур воскликнула:

— Ах, милый мой, именно эта лампа и есть причина нашего несчастья! Но все произошло только по моей вине!

И рассказала она Аладдину обо всем, что случилось во дворце во время его отсутствия, и как, желая посмеяться над глупостью продавца ламп, она променяла стоявшую на табурете лампу на новую, и рассказала она все, что затем последовало, и не забыла ни одной мелочи. Но повторять все это нет надобности. И закончила она свой рассказ, говоря:

— И только после перенесения моего сюда вместе с дворцом проклятый колдун открыл мне, что силою колдовства и при помощи свойств лампы, которую я променяла на новую, ему удалось отнять меня у тебя, чтобы самому обладать мною. И сказал он мне, что он магрибинец и что мы в его крае, в Магрибе.

Тогда, не сделав ей ни малейшего упрека, Аладдин спросил у нее:

— А чего же хочет от тебя этот проклятый?

Она сказала:

— Каждый день, и не более одного раза в день, он приходит ко мне и всячески старается соблазнить меня. А так как он необыкновенно хитрый, то, чтобы побороть мой отпор, он не переставал уверять, что султан велел отрубить тебе голову, как обманщику, и что ты сын бедняков, сын жалкого портного по имени Мустафа, и что ты обязан ему, колдуну, и своим богатством, и всеми почестями, которых добился. Но до сих пор он видел от меня одно презрение, и постоянно отворачивала я от него лицо свое. И каждый раз уходил он от меня повесив нос. И каждый раз боялась я, что он прибегнет к насилию. Но ты здесь, слава Аллаху!

Аладдин же сказал ей:

— Скажи мне, о Бадрульбудур, не знаешь ли, в каком месте дворца спрятана лампа, которую удалось похитить у меня этому проклятому магрибинцу?

Она ответила:

— Он никогда не оставляет ее во дворце, но всегда держит ее у себя за пазухой. Сколько раз он вынимал ее при мне, чтобы похвалиться своей победой!

Тогда Аладдин сказал ей:

— Хорошо. Но клянусь твоею жизнью, не долго будет он ее показывать! — А потом прибавил: — Я знаю, каким способом может быть наказан наш коварный враг. С этою целью я попрошу тебя оставить меня на минуту одного в этой комнате. Я позову тебя, когда придет время.

Бадрульбудур вышла из залы и присоединилась к своим служанкам.

Тогда Аладдин потер волшебное кольцо, которое носил на пальце, и сказал явившемуся джинну:

— О джинн — слуга кольца, — известны ли тебе сорта сонных порошков?

Тот ответил:

— Именно это я знаю лучше всего!

Аладдин оказал:

— Если так, приказываю тебе принести мне унцию критского банжа, один прием которого способен свалить слона!

Джинн исчез, но минуту спустя он вернулся, держа в руке маленький футляр, который вручил Аладдину, говоря:

— Вот, о господин кольца, критский банж самого высокого качества! — и исчез.

Тогда Аладдин позвал жену свою Бадрульбудур и сказал ей:

— О госпожа моя Бадрульбудур, если хочешь, чтобы мы одержали верх над этим проклятым магрибинцем, тебе стоит только последовать моему совету. Время не терпит, так как, по твоим словам, магрибинец должен скоро прийти сюда, и он будет стараться соблазнить тебя. И вот что тебе придется сделать. Ты сделаешь то-то и то-то и скажешь ему то-то и то-то.

И долго учил он ее, как должна она поступать с волшебником. И прибавил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги