Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

На другое утро султан, по обыкновению, вышел из дворца, чтобы идти оплакивать дочь свою на то место, где думал найти одни ямы из-под фундамента ее дворца. Печально взглянул он в ту сторону и остолбенел от удивления, увидев, что на площади снова стоит великолепный дворец и нет больше пустыря. И подумалось ему сперва, что это мираж или призрак, вызванный его встревоженным умом, и несколько раз протер он себе глаза. Но так как видение не исчезало, он перестал сомневаться в его действительности, и, забыв о своем султанском достоинстве, побежал, размахивая руками, крича от радости, толкая стражников и привратников, и взбежал одним духом на алебастровую лестницу, несмотря на свои преклонные лета, и вбежал в залу под хрустальным куполом и с девяноста девятью окнами, где, улыбаясь, ждали его Аладдин и Бадрульбудур. И, увидев его, они оба поднялись и побежали ему навстречу. И обнял султан дочь свою, проливая слезы радости, с бесконечным умилением; и она также.

В эту минуту Шахерезада заметила, что восходит утренняя заря, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И обнял султан дочь свою, проливая слезы радости, с бесконечным умилением; и она также. И когда наконец в состоянии был открыть рот и заговорить, он сказал:

— О дочь моя, с удивлением вижу, что лицо твое нисколько не изменилось и не пожелтело с того дня, как я видел тебя в последний раз. Но, о дочь моего сердца, ты ведь должна была сильно страдать во время разлуки нашей, и, вероятно, ты была страшно напугана и встревожена, когда тебя вместе со всем дворцом перенесли в другое место?! Я сам при мысли об этом дрожу от страха!

Поспеши же, о дочь моя, объяснить причину, почему так мало изменилось лицо твое, и расскажи, ничего не скрывая, обо всем от начала и до конца!

И Бадрульбудур ответила:

— О отец мой, знай, что если я так мало изменилась в лице и так мало пожелтела кожа моя, то это потому, что я успела восстановить то, что потеряла во время разлуки моей с тобою и супругом моим Аладдином. Радость свидания с вами обоими возвратила свежесть лицу моему. Но я много страдала и много плакала как потому, что была лишена вашей ласки, так и потому, что подпала под власть этого проклятого магрибского волшебника, который был причиной всего, что случилось со мною, говорил не нравившиеся мне речи и, похитив меня, желал еще и соблазнить меня. Но всему виной моя опрометчивость, побудившая меня уступить другому то, что мне не принадлежало.

И рассказала она отцу без перерыва все свое приключение, не пропуская и не забывая ни одной подробности. Но повторять все это нет надобности. И когда она закончила, Аладдин, не открывавший до сих пор рта, повернулся к султану, повергнутому в величайшее изумление, и указал ему на лежавшее за занавесом бездыханное тело волшебника, лицо которого совершенно почернело от приема сильной дозы банжа, и сказал он султану:

— Вот обманщик и настоящий виновник наших бывших несчастий и моей опалы! Но Аллах наказал его!

При виде этого султан вполне убедился в невиновности Аладдина, обнял его с большою нежностью, прижал к груди своей и сказал ему:

— О сын мой Аладдин, не осуждай меня слишком строго за мое отношение к тебе и прости меня за дурное обращение с тобой! Я немножко заслуживаю прощения твоего по причине привязанности моей к единственной дочери моей Бадрульбудур и потому, что ты знаешь, как полно нежности сердце отца; я же предпочел бы потерять все мое царство, лишь бы не упал волос с головы моей возлюбленной дочери!

И Аладдин ответил:

— Это правда, о отец Бадрульбудур, ты заслуживаешь прощения! Только любовь к дочери, которую ты почитал погибшей по моей вине, заставила тебя поторопиться с моим наказанием. Я не имею права упрекать тебя в чем бы то ни было. Я сам должен был предупредить коварные замыслы гнусного волшебника и оградить себя от них. Ты только тогда оценишь вполне его злобу, когда я в свободную минуту расскажу тебе всю историю моего знакомства с ним.

Султан еще раз обнял Аладдина и сказал ему:

— Конечно! О Аладдин, ты непременно и поскорее должен найти время и рассказать мне все! А пока мы должны прежде всего избавиться от вида проклятого тела, лежащего бездыханным у ног наших, и вместе порадоваться твоей победе!

Аладдин приказал своим молодым джиннам унести тело магрибинца и сжечь его посреди площади на подстилке из навоза, а прах бросить в яму для нечистот. Все это было исполнено в точности в присутствии жителей целого города, радовавшихся заслуженной каре и возвращению Аладдину милости султана.

После этого султан велел глашатаям, сопровождаемым музыкантами, игравшими на кларнетах, кимвалах и барабанах, объявить, что дает свободу заключенным в знак всеобщей радости; и велел он раздать много денег бедным и нуждающимся. А вечером приказал осветить весь город, а также дворец Аладдина и Бадрульбудур.

Таким образом Аладдин благодаря пребывавшему на нем благословению вторично избежал смерти. И это благословение должно было и в третий раз спасти его, как мы то увидим, о слушатели мои!

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги