Читаем У капцюрох ГПУ полностью

Нельга. Як-жа гэта будзе выглядаць! Значыцца, баiцца, знакам тым, нешта круцiць, тоiцца... Дык-жа кожную хвiлiну могуць прыслаць да яго пасланца з пiсьмом "совершенно секретным", i павiнен будзе iсьцi за iм, куды яго павядуць. Нiчога не паможа. Рады нiякай няма.

"А баяцца, што пад уплывам алькаголю скажу нешта лiшняе,- няма чаго!.. Чаго-ж мне палохацца, калi я маю чыстае сумленьне? Toe, што я казаў сёньня, скажу й заўтра, i заўсёды, бо мае дачыненьне да Саветаў яснае, зусiм выразнае i - нязьменнае"...

* * *

Матка спаткала сына неспакойнымi вачыма.

- Ну, што-ж гэтак доўга?.. Я так баялася... Думала, што ня вернешся...

- Хэ, хэ... Чаму?

- Ну, кажы, чаго хацелi? Аб чым пыталiся?

Хаця Попутчiк, выходзячы з хаты, не казаў, куды iдзе, матка - старая савецкая грамадзянка, ведала, што значаць гэткiя запросiны на прыяцельскую гутарку.

Дык праз увесь час дрыжэла, што сына арыштуюць.

- Кажы, нарэшце, чаго яны хацелi?

- Э, глупства... Ня турбуйцеся... Вось так... пагутарылi сабе крыху... Нiчога важнага...

- Але ўсё-ткi што? Што? - дапытвалася мацi.

- Дык-жа кажу, што нiчога важнага... Калi-б было нешта паважнае, дык я сказаў-бы.

- А, разумею! яны забаранiлi табе расказваць... О, Божухна мой, Божа!..

* * *

У гэтую ноч мацi i сын спалi неспакойным сном.

"Товарищеская чашка чаю"

На другi дзень Попутчiк быў у прызначаным месцы, чакаючы тав. Карытава.

Роўна а 8-й гадзiне ўвечары прыйшоў Карытаў у даўгой чырвонаармейскай шынэлi, выглядам сваiм нiчым ня розьнячыся ад iншых вайсковых, якiя прыходзiлi да сталоўкi № 1.

(Даўней, перад рэвалюцыяй гэта быў рэстаран Фрыца пад Маскоўскай гасьцiнiцай. Калiсьцi гэта быў першарадны рэстаран, цяпер брудная савецкая сталоўка з падлогай, пасыпанай апiлкамi.)

Карытаў не падыйшоў да столiка Попутчiка, але кiўнуў яму галавой, каб iшоў.

Попутчiк устаў i пайшоў за Карытавым.

Iшлi нядоўга. 3 Савецкай вулiцы павярнулi ў нейкi завулачак, пасьля iшлi па нейкай слаба асьветленай вулiцы, урэшце затрымалiся перад брамкай, што вяла ў садок, у глыбi якога стаяў аднапаверхавы дом.

Дом быў новы. Калiдор, пачынаючыся ад уваходных дзьвярэй, меў з абодвух бакоў дзьверы, якiя вялi ў малыя паасобныя кватэры.

Гэта было "общежитие" супрацоўнiкаў ГПУ.

Тут жылi й iхныя вяльможы.

Карытаў адчынiў дзьверы да аднэй з кватэр.

Усяго з мэбляў было тут толькi: отамана, стол i крэслы. Апрача гэтага, у рагу пакою стаяў фортэп'ян, на якiм былi расстаўленыя закуска i выпiўка, прыгатаваныя дзеля "товарищеской чашки чаю". Побач савецкае манаполькi стаялi тут бутэлькi з крымскiм вiном, на талерках - халодная закуска: розныя рыбы, кансэрвы, мяса, iкра...

Карытаў узяў палiто Попутчiка, каб павесiць у суседнiм пакоi.

- Ах, ня турбуйцеся, таварыш, я сам...- i з гэтымi словамi Попутчiк прашмыгнуў у другi пакой, дзе пры ручной швэйнай машыне сядзела нейкая маладая жанчына.

Дзеля таго, што Карытаў не сьпяшаўся, каб пазнаёмiць госьця з дамай, Попутчiк галянтна пакланiўся перад незнаёмай, сказаў сваё прозьвiшча i пацалаваў ручку.

Вярнулiся ў першы пакой. Гепiстка засталася на сваiм месцы.

Гутарка ня клеiлася. Добра, што пачалi ўжо зьбiрацца госьцi, "старыя знаёмыя - Гродзiс, Гендзiн, пасьля зьявiўся нейкi пануры тып, у якога ўвесь твар быў пакалечаны воспай. Усе тытулавалi яго "товарищ прокурор".

Ня было яшчэ толькi Апанскага.

- Ня будзем яго чакаць. Ён прыйдзе пазьней, мае шмат работы, - сказаў Гродзiс.

Селi за стол, куды перакачавалi з фортэп'яну настаўленыя там закускi i бутэлькi.

Ужо пасьля першай чаркi запанаваў цёплы прыяцельскi настрой. Пасьля другой Попутчiку захацелася... сказаць тост.

- Таварышы! - клiкнуў, устаўшы з чаркай у руцэ.- Калi, прыехаўшы ў Менск, на другi дзень ранiцой я глянуў праз вакно... Я пабачыў ехаўшыя на вулiцы вазы з цэглай... Цэглай! Таварышы!.. Гэта сымбалiчна! Гэта надзвычайна!.. Цэгла - таварышы!.. Цэгла - гэта будаўляны матар'ял, з цэглы будуюцца новыя дамы... I ў гэтую часiну, як нiколi дасюль, я ўцямiў, я адчуў ува ўсёй глыбiнi, куды я прыехаў... Я прыехаў у краiну Вялiкага Будаўнiцтва! У краiну, дзе iдзець ломка старых формаў жыцьця, каб на iхных руiнах пабудаваць новы лад, лад справядлiвы, дзе няма эксплёатацыi працоўных... Таварышы! Я п'ю гэтую чарку за савецкае будаўнiцтва!

* * *

Гродзiс пiў шмат i запрашаў гасьця апаражняць чаркi. Менш пiў Гендзiн. Карытаў не аставаўся ад Гродзiса. Таварыш пракурор зусiм ня пiў i нiчога не казаў. Толькi глядзеў панура на стол, кiдаючы ад часу да часу свой цяжкi погляд на Попутчiка.

Маладая жанчына ўвесь час заставалася ў сваiм пакойчыку, не праяўляючы нiякага знаку жыцьця.

Ня было таксама чуваць, каб працавала швэйная машына.

Пасьля прыйшоў i Апанскi. Спазьнiўшыся, ён налiў сабе адразу цэлую шклянку гарэлкi, выпiў яе адным махам i закусiў iкрой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии