Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

дорогу, самъ Сковорода разсказывалъ своему ученику и другу Ковалинскому такъ: избжавши моровой язвы въ Кіев и поселившись посл этого въ ахтырскомъ монастыр, имя разженныя мысли и чувствіе души моей благоговніемъ и благодарностію къ Богу, вставь рано пошелъ я въ садъ прогуливаться. Первое ощущеніе, которое оеязалъ я въ сердц моемъ, была нкая развязность, свобода, бодрость, надежда съ исполненіемъ. Введя въ сіе расположеніе духа всю волю и вс желанія мои, почувствовалъ я внутрь себя чрезвычайное движеніе. которое преисполняло меня силы непонятной. Мгновенно излія-ніе нкое сладчайшее наполнило душу мою, отъ котораго вся внутренняя моя возгорлась огнемъ и, казалось, что въ жилахъ моихъ пламенное теченіе кругообращалось. Я началъ не ходить, а бгать, аки бы носимъ нкіимъ восхищеніемъ, не чувствуя въ себ ни рукъ, ни ногъ, но будто бы весь я состоялъ изъ огненнаго состава, носимаго въ простраиств кругобытія. Весь міръ исчезъ предо мною; одно чувствіе любви, благонадежности, спокойствія, вчности оживляло существованіе мое. Слези полились изъ очей моихъ ручьями и разлили нкую умиленную гармонію во весь составь мой. Я проникъ въ себя, ощутилъ аки сыновнее любви увреніе и съ того часа посвятилъ себя на сыновнее повиновеніе Духу Божію". Ковалинскій отъ себя прибавляетъ, что до этого момента сердце Сковороды почитало Бога, аки рабъ; съ этихъ же поръ возлюбило его, аки другъ (1-е отд., стр. 28). Здсь, въ этомъ признаніи, мы имемъ исто-рію душевнаго переворота въ Сковород, причемъ точно указывается и моментъ событія (дло происходило;^ 1770 г.), и бли-жайшій поводъ въ нему (перстъ Божій, спасшій его отъ невской чумы). По прошествіи 24 лтъ (въ годъ своей смерти въ 1794 г.) Сковорода передавалъ этотъ разсказъ Ковалинскому съ особеннымъ чувствомъ, давая понять, какъ близокъ къ намъ Богъ, какъ Онъ заботится о насъ, хранить насъ, подобно тому какъ кокотъ своихъ птенцовъ, собравъ ихъ подъ свои крылья, если только мы не удаляемся отъ него во мрачныя желанія нашей растлнной воли. Ковалинскій, съ своей стороны, въ объ-ясненіе этого явленія, вспоминаетъ разсказы Ксенофонта и Пла

24

тоаа о гені Сократовомъ, т. е. внутреннем^ тайномъ, необъяс-нимомъ побужденіи, которому онъ слдовалъ. Сковорода также врилъ въ такого генія или Минерву. Онъ пріучалъ себя во всхъ дяніяхъ жизни придерживаться тайнаго гласа внутрен-няго, невидимаго и неизъясняемаго мановенія духа, которое есть гласъ воли Божіей и которое люди чувствуя втайн и послдуя движенію его ублажаются, не повинуясь же побудителю сему и не памятуя онаго, окаеваются. Онъ, испытавъ на самомъ дл святость тайнаго руководительства сего, возбу-ждалъ ввиманіе въ друг своемъ и въ притчахъ къ сему святилищу внутреннія силы Божія и часто приглашалъ прислушиваться изреченіямъ сего прорицалища нетлннаго духа, котораго гласъ раздается въ сердцахъ непорочныхъ, яко друга, въ развращеиныхъ, яко судіи, въ непокорливыхъ, яко мстителя. Онъ называлъ его тмъ первобытнымъ закономъ человковъ, о которомъ говоритъ Св. Писаніе: ветлнный Духъ Твой есть во всхъ... Онъ утверждалъ, что Сей былъ тотъ самьй геній, которому послдуя во всемъ добродушный Сократъ, яко наставнику своему, достигъ степени мудраго, т. е. счастливаго". (1-е отд., стр. 16—17). Ковалинскій къ этому прибавляетъ, что Геній—это разумная внутренняя сила человка; другіе подразумваютъ подъ нимъ изощренное чувствованіе добра и зла. У Сковороды это было соединеніе того и другого. Создавъ сво-имъ разумомъ себ міровоззрніе, Сковорода окончательно укр-пилъ его въ себ чувствомъ, обратилъ его въ религію, которою весь проникся и которую сдлалъ единственною цлью своей жизни. На ней сосредоточились вс его душевныя силы— воображевіе, мысль, чувство и воля. И такъ какъ все это было направлено къ внутреннему самопознанію, къ отысканію внутри себя Верховной Силы, съ волей которой онъ хотлъ совершенно слить свою собственную, то естественно, что онъ, подобно Сократу, пріобрлъ привычку постоянно прислушиваться къ голосу своей совсти, особенно въ такихъ случаяхъ, когда въ немъ самомъ происходила борьба побужденій, стремле-ній и желаній. Прекрасной иллюстраціей къ этому можетъ служить слдующій разсказъ о Сократ, когда его осудили на

25

смерть и друзья совтовали, чтобы онъ написалъ оправдательную рчь, онъ отвтилъ: „я нсколько разъ принимался ее писать, но Геній всегда мл въ томъ препятствовалъ. Можетъ быть угодно Богу, чтобы я умеръ нын легкою смертью, пока не прійду въ многобол8ненную и немощную старость" (1-е отд., стр. 28).