Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

у насъ нема зерна неправды за собою". „Міръ меня ловилъ, но не поймалъ". Это не значитъ, чтобы Г. С. Сковорода считалъ себя какимъ-нибудь анахоретомъ, вполн отршившимся отъ жизни и ея интересовъ. Онъ и не былъ, и не считалъ себя такимъ отшельникомъ, такимъ мертвымг членомъ общества. Наоборотъ и въ ученіи, и въ жизни онъ стремился къ живой общественной деятельности, понимая ее очень широко, вводя сюда и умственный прогрессъ, и нравственное усовершенствованіе. Онъ только не хотлъ быть рабомъ міра, или иначе, рабомъ господствовавшихъвънемъ мнній(съ его точки зрнія ложныхъ), закоренлыхъ и вредныхъ для общаго блага предразсудковъ. Онъ хотлъ неприкосновенно сохранить яркую индивидуальность своего ума и жизни, провести ихъ благополучно среди безчисленнаго множества подводныхъ камней и мелей, которыми преисполненъ былъ „міръ", и ввести въ тихую гавань и пристанище внутренняго душевнаго нашего храма Божія. И это ему вполн удалось. Яркимъ пламенемъ горлъ этотъ свтиль-никъ истины и добра въ продолженіе нсколькихъ десятковъ лтъ, окружающей его тьмы суеврій, невжества, схоластики, лицемрія, ханжества. Приходилось ему держать нердко фонарь для слпыхъ, быть звонаремъ для глухихъ; но это его не останавливало; его искреннее, откровенное слово раздавалось и въ послдніе годы жизни такъ же точно, какъ и въ начал его общественной дятельности; остались неизмнными даже вкусы и привычки, характеръ; онъ сохранилъ до конца дней своихъ простоту, добродушіе, любовь къ тихимъ назидательнымъ бесдамъ въ тсномъ пріятельскомъ кругу. Сюжетомъ этихъ бесдъ являлся все тотъ же основной вопросъ—господство духа надъ плотью. Узжая отъ Ковалинскаго и обнимая его въ послдній разъ, собираясь переселиться въ новый міръ Вчности, онъ обратился къ нему съ слдующимъ послднимъ напомина-ніемъ: „можетъ быть, больше я уже не увижу тебя! Прости! Помни всегда, во всхъ приключеніяхъ твоихъ въ жизни то, что мы часто говорили: свтъ и тьма,глава и хвостъ, добро и зло, вчность и время" (1-е отд., стр. 38). И Ковалинскій оста-вилъ намъ краткую, но чрезвычайно мткую характеристику

37

своего учителя въ сочиненной имъ эпитафіи. Здсь каждое слово иметъ глубокій смыслъ и оправдывается всею совокупностью извстныхъ намъ документальныхъ данныхъ о Сковород. Вотъ эта превосходная эпитафія, свидтельствующая не только объ огромномъ уваженіи, правильнее, благоговніи Ковалинскаго къ Сковород, но и о необыкновенно тонкомъ пониманіи его личности и характера.

„Ревнитель истины, духовный богочтецъ, И словомъ, и умомъ, и жи.інію мудрецъ: Любитель простоты и отъ суетъ свободы, Безъ лести другъ прямой, доволенъ всмъ всегда, Достигь наверхъ наукч, познавши духъ прирпды, Достойный дія сердецъ примръ Сковорода".

„Ревнитель истины".

Да, это былъ постоянный искатель и смлый поборникъ правды, всю жизнь свою ловившій птицу—истину, видвшій въ этомъ смысл своей жизни и чистый родникъ неизсякаемыхъ радостей бытія; это былъ правдолюбецъ, какъ въ ученіи, такъ и въ жизни не допускавшій и не знавшій никогда никакихъ компромиссовъ съ житейскими требованіями и правилами узко понятой морали. ,,Духовный богочтецъ"... Можно ли было короче и вмст съ тмъ точне выразить другую не мене характерную черту міросозерцанія Сковороды—его внутреннюю духовную религію, столь тсно связанную съ истинно фило-софскимъ стремленіемъ къ истин? „И словомъ, и умомъ и жи-знію мудрецъ". Здсь ближайшимъ образомъ опредляется характеръ мудрости Сковороды и вмст съ тмъ типичная особенность его какъ философа: слово у него не расходилась, а тсно сливалось съ мыслью, а жизнь вполн соотвтствовала слову; онъ училъ такъ, какъ думалъ, и жилъ такъ, какъ училъ. „Любитель простоты и отъ суетъ свободы"... Боле всего онъ любилъ простоту въ жизни и ненавидилъ суету міра, который длаетъ человка своимъ рабомъ; онъ стремился къ внутренней свобод и полной независимости духа, которая одна равно въ состояніи дать всякому человку счастіе. „Безъ лести другъ прямой"... Да, это былъ дйствительно не льстивый истинный другъ, цниншій дружбу, какъ одно изъ самыхъ высокихъ благъ

37