о. Іакову, любезная наша Христина, радуюся всхъ насъ ради. Аще же воскрылилася въ мыръ первородный, отнюду же пріиде въ нижній, радуюся ея ради, насъ же ради возмущюея, якоже оставляет насъ въ сей плачевной юдоли". Въ латинскихъ стихотвореніяхъ, поевященныхъ свящ. Правицкому, мы находимъ также мысли и сужденія, стоящія въ прямой органической связи съ извстнымъ уже намъ міросозерцаніемъ Сковороды. „Все проходитъ, говорится въ стихотвореніи; сердцемъ вченъ человкъ. Чистое сердце въ любви пребываетъ, а любовь въ немъ остается. Любовь—это Богъ; отсюда вченъ человкъ. О люди! Зачмъ вы удивляетесь океану, зачмъ звздамъ? Идите, къ себ вернитесь, себя познайте: довольно этого! Божественный голубь вщаетъ: все является изъ глубины возвы-шеннаго сердца, все посл смерти вновь получаетъ начало. Такъ зерно вновь обращается въ солому; такъ оно скрывается въ земл. Чего ты боишься смерти?" Въ другомъ стихотвореніи читаемъ: „Все проходитъ, но любовь остается посл всего; все проходитъ, но не Богъ и не любовь. Все—вода. Друзья! За-чмъ вы надетесь на воды? Все—вода, но гавань будет другомъ. На этомъ камн основана вся церковь Христова. Да будетъ она намъ и камнемъ, и скалою". Григорій Саввичъ обращался впрочемъ во всхъ этихъ письмахъ не къ одному I. Правицкому, а къ цлому кружку его добрыхъ знакомыхъ, сочувственно и доброжелательно относившихся къ ихъ общему пріятелю „старчику Сковород". Кружокъ этотъ состоялъ въ дружеской переписк и съ ученикомъ Сковороды М. И. Ковалинскимъ. „Что не пшнетъ ли чего Михайло ко мн? спрашивалъ Сковорода у Правицкаго. „Что замолчал нашъ Михаилъ? И не пишеть, и не присылаетъ ни очковъ, ни скрыпочки", пишетъ онъ въ другомъ письм. „Сыръ нашею Михаила гд то застрялъ, очки которыя мн не по глазамъ, я подарилъ Іосифу. Въ обоихъ письмахъ онъ общаетъ большую флейту. Когда она будетъ—мн неизвстно. О еслибы помимо всего остального онъ самъ вернулся къ намъ!... О несчастный человкъ! Онъ потерял единственнаго семилтняго сына... Посмотри, какъ міръ въ начал льститъ, а подъ конецъ терзаетъ, точно
52
тигръ. Дорога міра мнится человку блага быти", читаемъ мы «ъ 3-мъ письм. Г. С. Сковорода всегда въ своихъ письмахъ къ Правицкому передавалъ привтствія ихъ общимъ друзьямъ— священникам сосднихъ селеній. „Отцу Василію, отцу Еус-таоію, отцу Гуслист отъ мене лобызаніе искреннее. О Наеманъ, (Наеманъ Петрович—невидимому священникъ сосдняго сел. Жихоря), и тебе, друже мой, тутъ же духомъ истины лобызаю, да пребудете вы мн и я вамъ во вки искренним почитателемъ и другомъ",—съ такимъ привтствіемъ обращается Григорій Саввичъ къ своимъ друзьямъ. „Наеману Петровичу миръ и благословеніе и всмъ собратіямъ нашимъ іереямъ. Цлуйте также духовную матерь мою игуменью Мару. Писать облнился къ ней. Богъ мира да будетъ со всми нами. Аминь, Теб и всмъ вамъ, истинный и неязыкольстивый другъ"; въ другомъ письм Сковорода подписался такъ: всхъ васъ во Христ братъ". „Христос воскресе! Друже Наемане! Да вку-сиши и ты сота воскресенія и вс ангелы его, вс! Жихорай-скій съ Бабаевскимъ и съ Воскресенским, со всмъ клиром сво-имъ"—такъ привтствуетъ Сковорода своихъ друзей на празд-никъ Пасху. Вообще у него существовала сильная, можно сказать, непреодолимая потребность духовнаго единенія съ о. Іаковомъ и его друзьями. Вот любопытное признаніе самого Сковороды. „Ни старостна лность, ни мракъ, ни хладъ зимній, ни неисправное перо со черниломъ, не могло мене удержать, чтобы не ублажить (gratulor, soluto, graece) тебе въ новый сей годъ. Радуйся въ новый год! Да радуется и весь домъ твой и вся, елика суть твоя! Да радуется (имя стерто) и Еустафій, и Іоаннъ съ Наеманомъ. Да возвеселятся Бабаи со всыи своими отраслями, селами! Да возрадуются и горы ваши и рки да восплещутъ руками! Да обновляется и вся тварь, обстоящая васъ. Молюся". И затмъ слдуетъ аллегорическое толкованіе Новаго года (какъ новаго сердца). О. Іаковъ и его друзья, сосдніе священники, были друзьями и братьями Сковороды „во Господ" (какъ онъ самъ выражается), т. е. по духу, по внутреннему родству; они раздляли, слдовательно, его убжденія, если не вполн, то по крайней мр въ общих чертах, въ
53