Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

рая развита въ притч о благодарном Ероді). Основная мысль Сковороды заключается въ томъ, что въ сердц ребенка таится нчто дивное и прекрасное, и оно можетъ предохранить его впослдствіи отъ увлеченія суетнымъ міромъ. Посй въ немъ такое зерно, и оно дастъ плодъ въ свое время. „Вы же съ бла-гоговніемъ ждите, яко рабы чающіе Господа своего"... Узнавъ сіе домашнее благо и плнився прекрасною добротою его, дти современемъ не станутъ безобразно и бсновато гоняться за мірскою суетою и во всхъ неудачахъ будутъ утшаться псенькою царя Давида: „возвратися душа моя въ покой твой". Давъ такое сердце своимъ птенцамъ, отецъ будетъ для нихъ истинным воспитателемъ. Таким образом, и здсь Сковорода выступает на защиту того внутренняго начала, которое онъ ставит „во главу угла и которое господствует въ мір и должно господствовать въ человк. Только такое воспитаніе способно доставить душевный мир, т. е. единственное прочное, счастіе. Но и здсь Сковорода съумлъ избжать односторонности—онъ соединяетъ науку съ этикой, отводитъ каждому изъ этих двух элементов подобающее мсто; мало того: онъ указывает и на третіа и четвертый элемент воспитанія, физическое и эстетическое развитіе. Ребенок должен уже родиться въ здоровой нравственной атмосфер, говорить онъ; затмъ такого рожденнаго на добро не трудно будетъ научить наукамъ и нравственности; тут главное дло сдлаетъ природа; наука сама собою спетъ отъ природныхъ дарованій; природа это единая и истинная наставница. Не мшай ей, а только очищай дорогу; не учи яблони родить—уже сама природа ее научила; огради только ее отъ свиней, отржь волчцы, очисти гусень; учитель—это служитель природы; учиться нужно тому, къ чему влекутъ способности; это дастъ сердечное спокойствіе и довольство своимъ положеніемъ, какъ бы низко оно ни было, ибо въ сердц каждаго человка въ этой убогой хижинк, подъ этою убогою одеждою (тломъ)—можно найти Царя своего, домъ свой, начало вчности. Эта проповдь объ уваженіи ко всякому зва-нію и состоянію общественному стояла въ полном соотвтствіи съ его демократизмомъ и вмст съ тмъ шла в разрзъ съ

13

господствовавшими тогда взглядами на привиллегированное по-ложеніе дворянства, которое и воспитываться должно было не такъ, какъ другія сословія. Сковорода же былъ противъ всякой сословной исключительности въ дл воспитанія.

Сковорода направлялъ современное ему общество на духовную сторону христіанской религіи и въ соотвтствіи съ этимъ сильно вооружался противъ тхъ, кто понимадъ эту послднюю только вншнимъ образомъ, основывался не на дух, а на бук-в, форм, обряд. Онъ очень рзко возставалъ противъ буквальная толкованія Библіи, какъ источника христіанства, и его замчанія напоминаютъ выводы французской отрицательной фи-лософіи ХШ в. Но между этими скептиками французами и Сковородой цлая пропасть. Отрицаніе, иронія и сарказмъ Сковороды являлись результатомъ глубокаго увлеченія духомъ свя-щеннаго Писанія, его отрицаніе приводило, такимъ образомъ, къ духотворенію. Для него Библія—это боле даже чмъ священная книга, это основная, можно сказать, единственная книга познанія, это самъ Богъ, говорящій здсь къ людямъ образнымъ языкомъ. Нужно впрочемъ замтить, что и здсь Сковорода не впалъ въ односторонность; ставя такъ высоко духовную науку, онъ не только не возстаетъ противъ свтскихъ книгъ, а наоборотъ отдаетъ имъ должное. „Я наукъ не хулю, говорить онъ, и самое послднее ремесло хвалю; одно то хулы достойно, что на ихъ надясь нренебрегаемъ верховнйшую науку о цар-ствіи Божіемъ внутри насъ". „Свтскія книги, говорить Сковорода въ другомъ мст, безспорно всякой пользы и красы суть преисполненныя. Но если бы он спросили Библію; для чего сами предъ нею и десятой доли чести и цны не имютъ, для чего ей созидаются олтари и храмы,—и сама не знаю, отвчала бы она. Я состою изъ тхъ же словъ и рчей, что и вы, да и гораздо съ худшихъ и варварскихъ. Но въ невкусныхъ водахъ моей рчи, какъ въ зерцал, боголино сіяетъ невидимое, но пресвтлйшее око Божіе, безъ котораго вся ваша польза пуста, а краса мертва" (2-е отд., стр. 164). Сковорода выступалъ на защиту Библіи противъ идолопоклонническихъ мудрецовъ, которые думали, что она говорить о мертвенной стихіи, не помы

14