После ссоры с господином Пелисье Стейн еще долго ощущал гнев, вскоре сменившийся невыносимой усталостью, поэтому решил не задерживаться в госпитале: какой в этом толк, если все валится из рук, каждая мелочь выводит из себя, а воздух в помещениях кажется душным настолько, что начинает кружиться голова? Часам к пяти он вернулся в дом Айворов, в одиночестве пообедал, а потом переоделся и решил прогуляться по городу. В конце концов, ничто так не возвращало душевное равновесие, как неторопливый вечерний променад.
Каким-то непостижимым образом ноги сами принесли его к Соммерс Гарден, и, привлеченный звуками музыки, доносившимися из окон, он подошел к зданию Резиденции и остановился недалеко от парадной лестницы. Трудно было признаться себе в том, что происходящее за выбеленными стенами манило его, что ему хотелось окунуться в пеструю суету бала, наполненную звуками скрипки и фортепиано, стуком каблучков по паркету, улыбками и многозначительными взглядами, сиянием свечей, запахом табака и ароматом свежей выпечки. За год до своего отъезда во Францию Стейн успел побывать с отцом и матерью на многих приемах и званых обедах в Эдинбурге, где развлекался и танцевал в свое удовольствие, еще не представляя, что его ждет. Да, сейчас он не отказался бы вернуться в привычный круг, вновь почувствовать ту беззаботность и легкость, которые наполняли его жизнь в прошлом… но, увы, слишком многое изменилось, изменился и он сам. Все, что теперь оставалось, это стоять в стороне и смотреть, как развлекаются другие.
Его размышления оборвал цокот копыт и шум подъезжающего экипажа. Стейн еще не успел обернуться, как чей-то взволнованный голос окликнул его; повернув голову, он увидел выходящего из коляски мужчину с приятным, правда, слегка осунувшимся лицом, на котором расплывалась довольная улыбка.
— Доктор Норвуд! — снова воскликнул он, снимая печатки и протягивая ему руку. — Наконец-то я вас нашел! Удивительно: первым делом я заехал в госпиталь, но мне сказали, что вы отправились домой; я помчался к господину Айвору, но вас там уже не оказалось. И вот, потеряв всякую надежду, я еду сюда — и тут же встречаю вас!
— Прошу прошения, — уточнил сбитый с толку Стейн, — но для чего вы меня искали?
Мужчина удивленно посмотрел на него — и вновь широко улыбнулся:
— Как, вы не узнаете меня, доктор? Я мистер Осборн, личный секретарь господина судьи, супруг Эмили Осборн и, благодаря вам, счастливый отец. Пока вы спасали мою жену, я находился неподалеку… даже мысль о том, чтобы потерять ее и дитя, казалась мне невыносимой. Вы сотворили настоящее чудо! Утром я рассказал о случившемся дяде моей жены, господину Таккеру, и тот пожелал познакомиться с вами, а я обещал привезти вас к нему сегодня же, потому что господин Таккер не любит ждать. Но… пока я разыскивал вас, он уже приехал сюда. — Мистер Осборн указал куда-то в конец улицы. — Видите, там стоит его экипаж.
— Значит, познакомимся в другой раз, — проговорил Стейн, но мужчина решительно покачал головой:
— Нет-нет, я же сказал, он не любит долгих ожиданий. — Мистер Осборн оглядел Стейна и удовлетворенно хмыкнул. — Вот что мы сделаем: поскольку вы вполне прилично одеты, я проведу вас внутрь и представлю господину Таккеру, а там — будь что будет. — Он махнул рукой и уже совсем по-дружески добавил: — Прошу, доктор Норвуд, доверьтесь мне. Вам это знакомство может принести немало пользы.
«В самом деле, почему бы и нет?» — подумал Стейн и последовал за мистером Осборном. Возможная встреча с Пелисье его не пугала: из разговоров в госпитале он знал, что его противник сегодня вряд ли появится на балу.
После котильона настал черед Мэри показать обществу свои таланты. Ободренная отцом, девушка села за фортепиано и, чтобы размять пальцы, сыграла короткую зарисовку — живая и страстная фантазия на тему любимой многими тарантеллы вызвала у слушателей одобрительную улыбку. А потом, прервавшись лишь на пару мгновений и лукаво подмигнув Кэтрин, она вновь прикоснулась к клавишам и негромко запела:
— Глазами тост произнеси — и я отвечу взглядом,
Иль край бокала поцелуй — и мне вина не надо…**
Как всегда, Мэри полностью погрузилась в музыку, и все окружающее перестало для нее существовать. Она не просто играла и пела, она, казалось, жила теми чувствами, о которых говорилось в старинной песне, и потому все гости устремили взоры на девушку в белом платье, бархатный голос которой очаровывал.
— Тебе послал я в дар венок — душистый, словно сад.
Я верил: взятые тобой цветы не облетят…
Когда отзвучал последний аккорд, в зале послышались рукоплескания и просьбы спеть что-нибудь еще. Мэри искренне поблагодарила за комплименты, но заметила, что большинство собралось здесь не ради песен, а ради возможности потанцевать, поэтому она с удовольствием выступит, но немного позже. Такой разумный и деликатный ответ был оценен по достоинству: многие девушки ощутили желание ближе познакомиться с Мэри, а молодые люди — чтобы их немедленно ей представили.
Губернатор, сияя от гордости, обнял дочь.