Унесенные «Призраком»

Мэри уже не слушала. Воображение пробудилось и расцвело яркими красками: прогулки на лошадях по берегу океана! Доктор Норвуд как-то обмолвился, что ему всегда нравилось ездить верхом, и даже сейчас, с искалеченной ногой, он получил бы от этого удовольствие. Если так, она пригласит Чарлза и Китти, и они вчетвером отправятся любоваться заходом солнца под завораживающий шелест волн… Боже правый, нужно сказать Ясмин, чтобы она как можно скорее сшила им с Кэтрин юбки и жакеты для верховой езды!

Губернатор опешил, когда девушка, до этого сидевшая с отсутствующим видом, вдруг в одно мгновение ожила, широко улыбнулась и бросилась его обнимать.

— Спасибо, отец! — прошептала она. — Прекрасная идея! Вы не будете против, если я сейчас же пошлю за портнихой?

Разумеется, мистер Айвор не посмел возразить, увидев глаза дочери, горящие прежним задором. Но позже, выбирая с Ясмин ткань и отделку для будущего костюма, Мэри вдруг осознала, что на пути и к этой мечте ее ждет серьезное препятствие: она крайне неуверенно держалась в седле — не потому, что не умела ездить, а потому что с самого детства панически боялась лошадей.

Господин Пелисье не появлялся в госпитале почти две недели, ожидая, когда сломанный палец срастется и позволит ему надеть любимые туфли с позолоченными пряжками. Наконец, все еще картинно прихрамывая, он почтил своим присутствием вверенное ему заведение… и вскоре узнал сразу несколько неприятных вещей.

Во-первых, у доктора Норвуда теперь был собственный кабинет, куда он, не спросив разрешения, перенес большую часть книг из врачебной библиотеки. Во-вторых, он же, ни с кем не посоветовавшись, устроил в каморке на первом этаже учебный класс и переделал помещение для курения в комнату отдыха для сиделок. Когда Пелисье, бледнея от злости, поинтересовался, где же теперь посетители или состоятельные пациенты будут курить сигары и трубки, его помощник ответил, что, согласно распоряжению доктора Норвуда, курение на территории госпиталя строжайше запрещено, равно как и употребление спиртного. В-третьих, за эти две недели не случилось ни одного ухудшения самочувствия и тем более смерти, за которые ненавистному доктору можно было бы сделать выговор: госпиталь продолжал жить спокойной, размеренной жизнью и, казалось, в господине Пелисье совершенно не нуждался.

Глубоко уязвленный таким положением дел бывший аптекарь, забыв о приличиях, ворвался без стука в кабинет Стейна и… застыл на пороге. Его взору открылась вопиющая картина: доктор Норвуд сидел на краю стола и наблюдал, как два маленьких оборванца вынимают из-за пазухи и складывают в большую стеклянную колбу шустрых живых мышей.

— Что вы делаете?! — воскликнул заведующий, когда к нему вернулся дар речи. — Зачем здесь эти паскудные твари?!

— Добрый день, господин Пелисье, — невозмутимо отозвался доктор, высыпая в подставленные чумазые ладошки горсть мелких монет. Мальчишки, косо поглядывая на француза, тут же порскнули мимо него за дверь. — В университете мы чаще всего ставили опыты на mus domesticus**, и вот теперь несколько штук мне понадобилось для работы. А из меня тот еще мышелов. — Он усмехнулся. — Кстати, как ваша нога? Не беспокоит?

— Вы… вы… — Пелисье не мог подобрать подходящих слов, чтобы выразить негодование. — Какие еще опыты?! Что вы устроили в моем заведении? Кто вам позволил в мое отсутствие наводить тут свои порядки?!

— Совет попечителей. — Стейн флегматично пожал плечами. — Если вам что-то не нравится, можете все претензии высказать ему.

— И выскажу! — Бывший аптекарь развернулся и направился к двери. — Я вам покажу… я вас поставлю на место, и вы узнаете, кто тут главный!

Дверь гулко и с вызовом хлопнула. Доктор Норвуд хмыкнул и перевел взгляд на колбу: замершие в испуге мыши таращились на него сквозь стекло.

— Ну, что ж, друзья мои, — улыбнулся он, — давайте подождем и посмотрим, как скоро он вернется и с чем.

Хуперу снилось море.

Он стоял на шканцах, над его головой хлопали паруса, а за бортом играли бирюзовые волны. Влажный, соленый ветер дул ему в лицо, а он все не мог надышаться им — как и свободой, которая чувствовалась во всем, что его окружало… Но неожиданно палуба под ним затрещала, стал проваливаться вниз, и он, резко дернувшись в поисках спасения, вновь очутился на колючей соломенной подстилке. Противно заскрипела решетчатая дверь, громыхнул замок, а вслед за этим совсем рядом раздался смутно знакомый голос, изрыгающий отборные проклятия.

— Чтоб тебя… — проворчал Бен, протирая заспанные глаза. Свидание со свободой было грубо прервано; оставалось понять, какого черта и кем.

— А-а, ты еще здесь? — Возле его головы появились два огромных разношенных башмака. — Странно, что тебя до сих пор не повесили!

Хупер поднял взгляд выше. Убедился, что не померещилось. Ухмыльнулся:

— Давно не виделись, Броуди. Что, опять кого-то прибил?