Унесенные «Призраком»

За свою долгую жизнь он собрал прекрасную библиотеку, дополнив ту, что досталась в наследство ему самому. В выделенной под нее просторной комнате каждый вечер и проходили их занятия, больше похожие на занимательные беседы. Сэр Джеймс очень любил рассказывать, а Кейт — слушать, и порой они до глубокой ночи изучали географию по старым потертым картам и воспоминаниям полковника о войне с французами в Индии, заодно повторяя неприятельскую грамматику и ведя арифметический подсчет потерям с той и с другой стороны, а за дверью переминалась несчастная гувернантка, не смевшая войти внутрь и прервать урок, но при этом боявшаяся, что миссис Маккейн отругает ее за то, что мисс Кэтрин легла спать не вовремя… Часто отец читал дочери книги, позже она начала читать сама, и на занятиях они обсуждали прочитанное. Полковник стремился не столько загрузить ее разнообразными знаниями или чужими мнениями, сколько развить в ней острый, пытливый ум, способный создавать свои собственные суждения и делать выводы. Он не ограничивал образовательные возможности Кейт рамками предубеждений и предрассудков: именно поэтому в возрасте пятнадцати лет она прочла несколько книг Мэри Эстелл**** и леди Уортли-Монтегю*****— смелые идеи первой и сильный характер второй произвели на девушку неизгладимое впечатление, а книги стали предметом долгих дискуссий не только с отцом, но и с другими джентльменами на светских приемах, куда Кэтрин вскоре начали вывозить. Она пыталась обсуждать правильное отношение к браку и с юными мисс, но те сочли ее слова слишком сложными для понимания и негласно, между собой, объявили младшую мисс Маккейн сумасбродкой…

— Не вижу ничего плохого в хорошем женском образовании, — пожала плечами Марион. — Нигде в Библии не сказано, что Господь создал мужчин умными, а женщин — глупыми. К примеру, то, что задумали те два матроса, можно назвать непростительной глупостью. А вы, мисс, я верю, проявите благоразумие и…

— Перестану появляться на людях в траурном платье? — грустно улыбнулась Кейт. И вздохнула: — Увы, это изменит меня только внешне. О болезни отца стало известно два года назад; как истинный солдат, он сражался до последнего, но… все это время я жила, как в кошмарном сне, предчувствуя неизбежную разлуку. Я еще не носила черное, но в душе уже было черным черно… — Она задумалась. — Правда, когда это, наконец, произошло, мне было проще: я успела смириться с потерей. Гораздо страшнее, когда любимые люди уходят внезапно, когда ты не успеваешь даже проститься.

— Наверное, мисс, — отозвалась Марион. — Я не знаю… моя матушка тоже болела несколько месяцев.

Они помолчали. Кейт протянула руку, нашла пальцы Марион, переплела их со своими. После откровенного разговора ей и правда стало намного легче, словно на сдавившем ее, не дающем дышать корсете вдруг распустили туго затянутые шнуры.

— Послушайте меня, мисс Кэтрин, — проговорила Марион. — Вряд ли ваш отец хотел, чтобы вы вечно по нему тосковали. Вряд ли он мечтал, чтобы ваше будущее было безрадостным. Судя по всему, он желал видеть вас необыкновенно счастливой… поэтому, думаю, пришло время перестать хоронить себя в черной тоске, и жить дальше.

Кейт задумалась.

— Да, ты права: я отправилась в путешествие, чтобы немного развеяться, но мой аскетичный и скорбный вид ни на минуту не позволяет мне забыть об утрате. Как-то это неправильно, согласись? — Она снова улыбнулась, но уже без прежней грусти. — Вот только знаешь что, Марион?

— Что, мисс?

— Когда мы садились на корабль, все наши вещи отправили в трюм, им не место в каютах. Бог знает, где там сейчас наши сундуки, поэтому вряд ли в ближайшие дни я доберусь до других платьев.

Юная шотландка расстелила свой платок у нее в ногах и задула обе свечи.

— Говорят, лучшие мысли приходят в свежую голову, — сказала она, устраиваясь поудобнее. — Давайте подумаем об этом утром, мисс Кейт?

Самым простым решением — и они обе с этим согласились — было обратиться за помощью к мистеру Спенсеру. Каково же было их изумление, когда дядя Грэм ответил вежливым, но решительным отказом.

— Душечка Кэтрин, все это глупости. Матросы просто болтали чепуху: да, они суеверны, но не настолько, чтобы причинять вред пассажирам. Однако, на всякий случай, я поговорю с офицерами, поэтому можешь не беспокоиться.

— Но я больше не желаю носить это платье, — нахмурилась Кейт. — Со дня смерти отца прошло уже больше трех месяцев, период глубокого траура закончился. Теперь я имею право надевать скромные наряды другого цвета и даже некоторые украшения. К моменту нашего возвращения я уже смогу одеваться как прежде и выходить в свет…

— Кэтрин, хорошо воспитанные дети, горячо любившие покойных родителей, ходят в черном по полгода, а то и год, — перебил ее мистер Спенсер. — Поэтому я настаиваю, чтобы ты продолжала следовать традиции хотя бы на корабле: ко всему прочему, это убережет тебя от излишнего мужского внимания, которое, по твоим же словам, только раздражает.

— Я не говорила ничего подобного! — возразила Кейт, но дядя Грэм непреклонно покачал головой: