— В сентябре ураганы чаще всего приходят с юга и юго-востока, — ответил мистер Айвор, — а Чарлз намерен сперва плыть на запад, в Йорктаун, повидать кого-то из родственников, а затем уже из Америки отправиться в Саутгемптон. Если повезет, к концу октября он уже будет в Лондоне.
— Тогда, если вы не против, я хотела бы передать с ним письмо для своей матушки, — подумав, сказала Кейт. — Нужно предупредить ее о том, что я задержусь… и сообщить о замужестве. Разумеется, без подробностей: я все расскажу, когда мы увидимся. — Она вздохнула: — Я бы не вернулась, если бы не наследство отца и не оставшиеся восемь тысяч приданого. У меня сейчас нет ни пенни, зато много планов, которые требуют немалых вложений.
Услышав это, Мэри улыбнулась и покачала головой: в ее планах был только медовый месяц и наслаждение супружеской жизнью. Да, она понимала, что празднование скоро закончится и доктор Норвуд вновь сосредоточится на работе. Знала, что придется вставать на рассвете, чтобы собственноручно приготовить ему завтрак, и что в течение дня их будут ждать лишь короткие встречи. Но каждая минута, проведенная рядом с мужем, была для нее праздником, а близость с ним превращалась в настоящее торжество. Да и когда Стейн был далеко, думать о нем было невыразимо приятно — даже наводя порядок в его кабинете, разбирая рукописи и затачивая перья. Счастье, словно мозаика, складывалось из мелочей, и Мэри старалась не упустить ни одной из них. Нежный взгляд, улыбка, прикосновение, поцелуй на прощание и при встрече, чистый, уютный дом, в который хочется возвращаться. И искреннее признание: «Я так тебя люблю…»
Впрочем, о своих делах Мэри тоже не забывала. Каждый день она приезжала в госпиталь и развлекала больных чтением, дважды в неделю устраивала встречи в доме мисс Уэст и продолжала учить юных мисс декламации и актерскому мастерству, почти ежедневно навещала отца и играла ему на клавикорде. Вместе с Робертом и Кейт выезжала на прогулки верхом или приглашала их в гости и поила чаем прямо на берегу, расставив посуду на покрывале. Иногда, когда Роберт был занят, они с Кейт вдвоем бродили босиком по воде и собирали разноцветные камешки… Словом, жизнь казалась Мэри сказочно безмятежной; и тем сильнее она удивилась, узнав, что для ее любимого мужчины все было иначе.
Стейн ничего не рассказал жене об угрозах со стороны Таккера и предостережениях Пелисье, чтобы не тревожить ее воображение, но сам постоянно напоминал себе о том, что предупреждали его не напрасно. Так и вышло: вскоре после свадьбы совет попечителей неожиданно устроил в госпитале ревизию и затребовал финансовые отчеты за последние два месяца. Несколько дней какие-то люди копались в его бумагах и рыскали по всему заведению, но ничего подозрительного так и не нашли. Затем Берни и Риггз признались ему, что неизвестные лица обещали им крупные суммы за то, чтобы они нашли изъяны в работе доктора Норвуда и дали показания против него — то есть, попросту оболгали, но получили категоричный отказ. Стейн только посмеялся, но почему-то сразу подумал, что его преследователь на этом не остановится. И оказался прав, вот только предугадать его следующий шаг не смогла бы даже бурная фантазия Мэри.
Глава сорок пятая
Однажды поздно вечером, когда мистер и миссис Норвуд уже собирались лечь спать, в дверь их домика постучали. Зная, что его услуги могут понадобиться в любое время, Стейн взял свечу и пошел открывать, но внезапно дверь прямо перед ним распахнулась от пинка и в прихожую, оттолкнув доктора, ввалились двое рослых, плохо одетых мужчин, от которых несло табаком и пивом. Свеча выпала из подсвечника, покатилась по полу, и Мэри, опасаясь пожара, выскочила из спальни, чтобы ее поднять.
— Хватай калеку, — буркнул один из незванных гостей, жадно оглядывая полураздетую молодую женщину. — А я помилуюсь с его женушкой.
Его приятель ринулся к доктору, и Мэри в ужасе отшатнулась, представив, что эти двое могут сделать со Стейном и с ней… Но в следующее мгновение услышала дикий вопль и увидела, на что способен ее муж. Несмотря на увечье, он двигался быстро и ловко, нанося противникам точные удары в самые уязвимые места, и вскоре один из них с воем покатился по полу, прикрывая разбитое в кровь лицо, второй, выронив палку, мешком свалился доктору под ноги, а Стейн, невредимый, брезгливо отряхнул руки и повернулся к жене:
— Мэри-Энн, — спокойно проговорил он, — на кухне в сундуке лежит моток веревки. Будь добра, принеси его.
Она выполнила просьбу, и только потом, понаблюдав, как умело он стягивает на руках и ногах незнакомцев узлы, которые невозможно развязать, робко спросила:
— Но как… как ты сумел?
— Любовь моя, — усмехнулся доктор, — я джентльмен, фехтованию меня обучали с детства. Кроме того, я полгода пробыл среди пиратов и многое перенял у этих славных ребят. — Он рывком поднял с пола громилу, который находился в сознании, и усадил его на стул. — И потом, я врач и знаю, как причинить невыносимую боль. Принеси-ка из кабинета мои инструменты.