«Либо я совсем не разбираюсь в джентльменах, — подумала Мэри, — либо не до конца разобралась в тебе, Кэтрин Маккейн». Ее охватили сомнения, хотя на душе стало немного легче: ведь если бы Кейт было что скрывать, она бы ни за что не упомянула о том, что Стейн вчера заходил к ней. Быть может, произошло какое-то недоразумение или в полумраке глаза обманули ее? «Нет, это выше моего понимания! Не хочу больше думать об этом. Что бы там ни было — не хочу!»
— Идем в столовую, — сказала она подруге. — А потом я тебе кое-что расскажу.
Завтракать пришлось без доктора Норвуда, который к тому времени уже успел подкрепиться и, невзирая на протесты дворецкого, пешком отправился в госпиталь, и без Роберта: посланный за ним слуга сообщил, что капитан все еще спит. Это вызвало неудовольствие мистера Айвора, поэтому, чтобы отвлечь его, Мэри заговорила о предстоящем посещении церкви. Ее первый выход в свет с отцом и представление обществу Сент-Джорджа должны были состояться в воскресенье, и только сегодня, в пятницу, она осознала, что у нее возникли некоторые затруднения.
— Стыдно признаться, но… мне совершенно нечего надеть. — Девушка опустила глаза. — Платье, которое на мне сейчас, принадлежит Кэтрин, а то, в котором я прибыла сюда, подходит для бедной компаньонки, но не для дочери губернатора. Так получилось, что, убегая из Лондона, я взяла с собой только самое необходимое…
— Ни слова больше! — остановил ее Эдвард Айвор, видя, как она смущена. — Я понимаю твое желание выглядеть достойно, чтобы не уронить семейную честь, и намерен сделать все от меня зависящее, чтобы способствовать этому. В доме есть портниха, если понадобится — она наберет служанок в помощницы, но к воскресенью, Мэри-Энн, у тебя будет чудесное новое платье. Вы с мисс Маккейн можете взять экипаж и Джейсона в провожатые, он покажет вам, где у нас в городе продают ткани и кружева. Купите все, что сочтете нужным, в том числе эти красивые женские штучки… броши, колье… что там еще носят юные девушки? — Он рассмеялся. — В этом доме столько лет не было женщины, что я уже позабыл о подобных вещах. И не переживай о тратах, дитя мое: для своей дочери я не пожалею никаких денег. — Мистер Айвор перевел взгляд на Кейт и тут же добавил: — Как и для ее подруги. Обещаю, своими нарядами вы затмите первых красавиц острова!
— Благодарю вас, — улыбнулась довольная Кэтрин, — но теперь у меня есть собственные средства. И это так здорово, Мэри! — Ее глаза загорелись. — Мы купим тебе самую лучшую ткань и украшения. А еще нам понадобятся перчатки, шляпки и зонтик…
Они принялись наперебой обсуждать список покупок и не услышали, как в столовую вошел Роберт.
— Доброе утро. Прошу меня извинить за опоздание, — проговорил он, и девичий щебет мгновенно смолк. Капитан сел на свое место, не глядя на отца и, видимо, надеясь, что тот не заметит на его левой щеке хорошо узнаваемый след от удара. Однако Эдвард Айвор заметил и недовольно поджал губы, с трудом сдерживая желание отчитать сына прямо за столом. Но еще больше ему не понравилось то, какие взгляды то и дело бросали друг на друга Роберт и Кэтрин. Нет, в них не было откровенного призыва или скрытого вожделения, но… губернатору была хорошо знакома природа подобных взглядов. Когда-то он сам точно так же смотрел на юную Эйлин Уоллес и с восторженным трепетом в сердце думал: «Ах, если бы эта девушка стала моей!..».
— Роберт, — сухо проговорил он, — задержись ненадолго после завтрака. Нам нужно поговорить.
Голова болела так, что, казалось, стоит ее приподнять — и она лопнет. Сильнее всего ломило переносицу и нижнюю челюсть. Хупер, не открывая глаз, осторожно ощупал лицо, вздохнул — ребра тоже отозвались болью, повернулся на бок и кое-как сел на полу, прислонившись к стене. В памяти медленно, словно нехотя, воскресали события минувшего вечера. Ох, нет… матерь Божья, лучше бы все это оказалось дурным сном!
— Эй, — окликнул его кто-то, и бывший пират, морщась, с усилием приподнял веки: напротив него у стены сидел слегка обрюзгший, но крепкий, плечистый мужчина на вид лет тридцати, небогато одетый, со следами недавней потасовки на лице и руках. Хуперу он знаком не был.
— Чего тебе? — не слишком дружелюбно поинтересовался Бен. В горле у него пересохло, поэтому голос хрипел и срывался. Он оглядел грязные, испещренные непристойными рисунками каменные стены, решетчатую дверь, за которой виднелся длинный коридор, два крошечных узких оконца под самым потолком, и нахмурился: — Что это за место?