Но, как бы то ни было, свои мечты и надежды девушка по-прежнему связывала с доктором Норвудом, которого, как ей казалось, каждая их встреча немного смущала, и причину этого Мэри видела в том, что боль от потери в его сердце постепенно стихает и уступает место новому чувству. По крайней мере, улыбался он чаще и уже не пытался уйти от разговора, если вдруг она начинала его о чем-то расспрашивать. Хотя о работе Стейн рассказывать не любил, несмотря на явное желание девушки узнать как можно больше подробностей. Видимо, считал, что юной мисс это совершенно ни к чему.
Поговорить с отцом о намерении обучаться медицине Мэри решила сразу же после праздника. А пока, ища одобрения у кого-то еще, кроме Кейт, поделилась своими планами с преподобным Майлзом, к которому все же сходила на исповедь. Священник, подумав, назвал похвальным ее стремление помогать ближним и заботиться о больных, и Мэри воспряла духом, но преподобный тут же осторожно добавил, что путь этот необычайно труден и нужно хорошенько все взвесить и оценить свои силы. Иначе может случиться так, что ноша окажется неподъемной.
— Вы правы, святой отец, — кротко ответила Мэри, внутренне возмущаясь тем, что каждый раз ей напоминают о препятствиях и сложностях вместо того, чтобы просто поддержать. — Но чтобы узнать, справлюсь я или нет, мне нужно попробовать, так ведь? Будет странно, если я отступлю, даже не попытавшись.
С этим преподобный вынужден был согласиться, но не преминул напомнить, что последнее слово останется за отцом и что обязанность доброй дочери — подчиняться родительской воле. Мэри ушла от него в некотором смятении; с одной стороны, ее замысел был одобрен, с другой — девушку не покидало ощущение, что священник сомневался в ее возможностях… или в правильности выбранного ею пути. На какой-то миг у нее даже возникло опасение, что он первым расскажет мистеру Айвору о ее планах — правда, для этого ему пришлось бы нарушить тайну исповеди, а Мэри хотелось верить, что преподобный Майлз на такое не способен.
От размышлений о будущем ее отвлекло новое платье, которое портниха закончила как раз вечером в четверг. Белое с голубой отделкой, легкое и воздушное, сшитое умелыми руками для того, чтобы кружиться в танце подобно подхваченному ветром цветочному лепестку.
— Жду не дождусь завтрашнего дня. — Мэри прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. — Воображаю, как будет весело.
«И я снова увижу Роберта», — подумала Кейт, но, поскольку в гостиной они были не одни, вслух о капитане ничего говорить не стала и повернулась к Стейну:
— А вы пойдете на праздник, доктор Норвуд?
— Я? — слегка удивился мужчина. — Не думаю, мисс Маккейн, что мое положение позволяет мне это… но даже если бы меня пригласили, я не посмел бы явиться туда, не имея возможности выглядеть, как подобает джентльмену — то есть, без фрака, кюлотов и белых чулок. Да и что делать на балу человеку, который не может танцевать?
— Смотреть, как танцуют и веселятся другие, — предположил мистер Айвор.
— Это все равно что голодному наблюдать за тем, как другие едят, — усмехнулся доктор. — Удовольствие сомнительное, поэтому я предпочту остаться дома или прогуляться по городу.
— Что ж, в вашем случае ничего другого не остается, — согласился губернатор. — Надеюсь, мы все прекрасно проведем завтрашний вечер.
Это был один из тех моментов, когда Мэри хотелось, забыв о приличиях, встать и во всеуслышание объявить, что по своему настоящему положению доктор Норвуд имеет полное право быть одним из самых почетных гостей на балу, которые не нуждаются в приглашении, что он будет иметь успех, даже если придет туда не в парадном костюме и опираясь на трость, и что она, Мэри-Энн, будет счастлива, если он просто увидит ее танцующей… пусть и не с ним, но для него одного. Да что там — она готова была отказаться от всех котильонов и кадрилей, лишь бы провести этот вечер в обществе Стейна. Но, увы, разглашение чужой тайны не принесло бы ей ничего хорошего, и об отношениях с доктором Норвудом пришлось бы забыть раз и навсегда. Поэтому Мэри в очередной раз до боли сжала губы и про себя помолилась о том, чтобы однажды справедливость и истина все же восторжествовали.
Порой случается так, что справедливость к своему торжеству идет извилистыми, окольными путями и не сразу становится ясно, что это и есть оно — то самое долгожданное торжество.
В четверг, накануне праздника, в доме губернатора все легли спать довольно рано, чтобы как следует отдохнуть перед долгим и суматошным днем. Однако глубокой ночью кто-то начал громко стучать в парадные двери, и разбуженные слуги, словно тени, заметались по коридорам, не зная, как поступить: следует ли сперва доложить о происходящем мистеру и мисс Айвор или сначала выяснить, кто нарушает их покой. Подняли с постели Джейсона, и тот, наспех облачившись в свой форменный сюртук, отправился открывать дверь. Каково же было его изумление, когда он увидел на крыльце бледного и чрезвычайно возбужденного господина Пелисье.