Пока они ждали, Уайти стал листать роман на стойке с новинками, и она не решалась ему мешать. Когда Шик открывала книгу, что случалось нечасто, ее всегда терзали тревоги, смутные страхи и голос матери в уголке сознания говорил, что это трогать нельзя, потому что, не дай бог, порвется и придется платить ни за что.
Руки Уайти явно были привычнее. Они вертели книгу так и этак, не зачем-нибудь, а именно в поисках смысла, открывали ее, почему-то вдруг останавливались, отмечали страницу, возвращались к ней, закрывали книгу и снова открывали. Непривычно было видеть за этим занятием осветителя с Си-би-эс. Шик была благодарна ему за то, что он не спрашивал: «Вы это читали? А это?»
Он погрузился в книги и был как будто за стеклом.
Они стояли у прилавка недалеко от рождественской елочки, поджидая продавщицу, как вдруг громкий возглас нарушил уютную тишину в магазине.
Дама со свертками, которая ждала, пока ей упаковывали книгу, вдруг увидела, как ее дочурка стремглав промчалась через проход из детского уголка. Девочка – ей было лет семь или восемь – встала перед Уайти, который всё еще пребывал за стеклом. Она всмотрелась в него и, поколебавшись не больше четверти секунды, выпалила:
– Здравствуй! Ты меня не узнал?
Уайти перевел взгляд на малышку. И тут его лицо стало эпицентром десятибалльного землетрясения, а когда он наклонился, чтобы ответить девочке, голос его был неузнаваем.
– Милли! – воскликнул он и вдруг крепко обнял девочку. – Милли! Ну конечно! Ты подросла, но, конечно же, я тебя узнал… Как я мог тебя забыть?
Тут подошла мать с упакованной книгой в руке.
– Милли? – спросила она растерянно и с ноткой тревоги. – Ты знаешь этого господина?
– Это Арлан. Тот самый, который не дал мне упасть с поезда. Ты же знаешь, я тебе сто раз рассказывала!
Дама неуверенной рукой потрогала бархатный бант, украшавший сетку на ее прическе, и наморщила лоб.
– Такая ужасная история… Это правда, сэр? Милли так любит фантазировать.
Он выпрямился, продолжая держать руку девочки в своей, и улыбнулся матери.
– Милли говорит правду. Я взял с нее обещание не рассказывать вам об этом сразу, мы договорились, что она немного подождет.
– Боже мой… – ахнула ошеломленная мать. – Так это правда… О господи, я, честно говоря, никогда не верила.
– Это правда, правда! – закричала девочка.
– Боже мой, господи, – повторяла мать.
Молодой человек с улыбкой кивнул. Он показался Шик непостижимым образом помолодевшим, как будто окутывавший его таинственный покров вдруг прорвался.
– Как поживает Бренда? – спросил он девочку.
Шик не сразу поняла, что речь идет о кукле. Она внезапно почувствовала себя лишней. Уайти, Арлан – как бы его ни звали – даже не подумал ее представить. Она отошла в сторонку и наблюдала за ними с почтительного расстояния.
– Мы только что из Ван-Верта, – рассказывала дама. – Приехали на Рождество к моей сестре, она недавно перебралась в Нью-Йорк. О боже мой! – воскликнула она в сотый раз. – Я вас совсем заговорила, а должна бы бежать ставить свечку за здравие! Какой ужас, моя дочь чуть не упала с поезда, вы ее спасли, а я об этом даже не знала!
– Ты знала, – невозмутимо отозвалась Милли. – Я тебе рассказывала.
– О боже мой, – вздохнула мать. – Бедная моя девочка…
Она вцепилась в руку дочки, как будто книжная лавка была тамбуром поезда, откуда та могла упасть на рельсы. Оглядевшись, увидела, что несколько человек с интересом наблюдают за этой сценой, и вдруг заторопилась уйти. Порывшись в сумке, она достала визитную карточку.
– Вот наш адрес в Ван-Верте. Заезжайте к нам при случае. Пожалуйста… Мы будем счастливы вас видеть. О боже мой, как я расскажу всё это Руди… Вот так история!
Она благодарила, извинялась, снова благодарила, ошеломленная, взволнованная, снедаемая чувством вины. Тут вернулась продавщица.
– Сэр, ваш заказ, – сказала она.
Молодой человек взял книги, но даже не взглянул на них. Он не сводил глаз с матери и дочери. Они были уже в дверях, с головы до ног нагруженные свертками. Он вдруг метнулся к ним и тронул девочку за плечо.
– Милли… А ты что-нибудь знаешь про девушку? Про ту девушку, помнишь, что нам помогла, а потом причесала тебя… Вы ее с тех пор не встречали? – спросил он у матери, которая ничего больше не слышала, уже за дверью, в уличном шуме, шорохе снега и свисте ветра.
Малышка обернулась и покачала головой.
– Никогда? – настаивал он, удерживая ее ручонку между свертками, которые несла мать. – Никогда?
– Нет, – ответила Милли. – Нет, мы больше никогда ее не видели.
Она успела помахать ему рукой, когда мать уже тащила ее прочь из магазина в белый вихрь. А он так и остался стоять, словно замороженный, уткнувшись лбом в витрину.
Шик долго терпела и наконец решилась подойти.
– Вы взволнованы, – тихо сказала она.
Он не ответил. Он был… снова за стеклом. В герметически закрытом сосуде. Они стояли рядом перед заснеженной витриной, ничего не видя.
– Эта девочка напомнила вам о чём-то плохом, – решилась Шик.
Уайти повернулся и долго смотрел на нее молча, словно не узнавая.
– Нет, – сказал он наконец. – Нет, не о плохом.