В 4:50 с вокзала Паддингтон. Дело смотрительницы

— Грибы, — сказал мистер Крэкенторп. — Чертовски опасные штуки эти грибы. Это был тот суп, что мы ели вчера вечером. Вы его готовили, — обвиняющим тоном прибавил он.

— С грибами все было в порядке, мистер Крэкенторп.

— Я вас не обвиняю, девушка, я вас не обвиняю. Это случалось и раньше. Один мерзкий гриб попадет в суп — и всё. Никто не может распознать его. Я знаю, что вы хорошая девушка и не сделали бы этого намеренно... Как Эмма?

— Сегодня она чувствует себя намного лучше.

— Вот как. А Гарольд?

— Ему тоже лучше.

— Правда, что, как говорят, Альфред сыграл в ящик?

— Вам не должны были сообщать об этом, мистер Крэкенторп.

Тот весело расхохотался — вернее, тонко заржал.

— Я все слышу. От старика не удастся ничего скрыть, хоть они и стараются. Значит, Альфред умер, да? Он больше не будет меня доить и не получит никаких денег. Они все ждали моей смерти, знаете ли, особенно Альфред. Теперь он мертв. Я называю это очень хорошей шуткой.

— Не очень это красиво с вашей стороны, мистер Крэкенторп, — сурово произнесла Люси.

Мистер Крэкенторп снова рассмеялся.

— Я их всех переживу, — каркнул он. — Вот увидите, моя милая. Вот увидите.

Люси пошла к себе в комнату, вытащила словарь и посмотрела слово «тонтина». Потом задумчиво закрыла книгу и уставилась перед собой неподвижным взглядом.

Ill

— Не понимаю, зачем вам понадобилось ко мне приезжать, — раздраженно сказал доктор Моррис.

— Вы давно знаете семью Крэкенторп, — сказал инспектор Крэддок.

— Да, да, я знал всех Крэкенторпов. Я помню старого Джосайю Крэкенторпа. Он был крепким орешком — но проницательным человеком. Заработал много денег. — Старик сменил позу в кресле и взглянул из-под кустистых бровей на инспектора Крэддока. — Значит, вы послушали этого молодого глупца, Куимпера. Ох уж эти усердные молодые врачи! Вечно забивают себе голову разными идеями. Он вбил себе в голову, будто кто-то пытается отравить Лютера Крэкенторпа... Чепуха. Мелодрама! Конечно, у него бывали приступы гастрита, я лечил его от них. Они бывали не очень часто, и в них не было ничего странного.

— Доктор Куимпер, — сказал Крэддок, — по-видимому, считает, что было.

— Врачу не положено думать... В конце концов, надеюсь, я смог бы распознать отравление мышьяком, когда увидел бы его.

— Очень многие известные врачи его не замечали, — напомнил ему Крэддок. Он порылся в памяти. — Были дела Грин-бэрроу, миссис Рени, Чарльза Лидса, трех человек из семьи Уэстбери — все они были благополучно похоронены, и у лечивших их врачей не возникло ни малейшего подозрения. Эти врачи были хорошими, уважаемыми людьми.

— Ладно, ладно, — согласился доктор Моррис, — вы хотите сказать, что я мог сделать ошибку... Впрочем, я так не думаю. — Он замолчал на время, потом спросил: — Кто, по мнению Куимпера, это делал — если это кто-то делал?

— Он точно не знает, — ответил Крэддок. — И беспокоится. В конце концов, как вам известно, — прибавил он, — там идет речь о больших деньгах.

— Да, да, я знаю, которые они получат после смерти Лютера Крэкенторпа. А им деньги очень нужны... Это правда, но отсюда не следует, что они убили бы старика, чтобы их получить.

— Не обязательно, — согласился инспектор Крэддок.

— Во всяком случае, — заявил доктор Моррис, — мой принцип — никого не подозревать без причины. Без веской причины, — прибавил он. — Признаюсь: то, что вы мне рассказали, немного потрясло меня. Мышьяк в большом количестве, очевидно... Но я все-таки не понимаю, почему вы пришли ко мне. Я могу только сказать вам, что не заподозрил этого. Может быть, следовало заподозрить... Может быть, мне следовало отнестись к приступам гастрита у Лютера Крэкенторпа гораздо более серьезно... Но для вас это все уже в далеком прошлом.

Крэддок согласился.

— В действительности мне необходимо, — сказал он, — узнать немного больше о семье Крэкенторп. У них есть какие-нибудь психические отклонения, какая-нибудь странность?

Глаза из-под кустистых бровей остро взглянули на него.

— Да, я понимаю, что ваши мысли могли пойти в эту сторону. Ну, старый Джосайя был в совершенно здравом уме. Твердый, как кремень, голова в полном порядке. Его жена была невротиком, имела склонность к меланхолии. Она родом из семьи, где случались родственные браки. Умерла вскоре после рождения второго сына. Я бы сказал, что Лютер унаследовал от нее определенную... нестабильность. В молодости он был довольно заурядным человеком, но всегда ссорился со своим отцом. Тот разочаровался в нем, и, я думаю, это огорчало Лютера; он все время думал об этом, и в конце концов на этой почве у него развилось нечто вроде навязчивой идеи. Это продолжалось и после его женитьбы. Вы заметите, если поговорите с ним, что он горячо ненавидит всех своих сыновей. Дочерей он любил. Обеих — и Эмму, и Эдди, которая умерла.

— Почему он так не любит сыновей? — спросил Крэддок.