Джозеф проработал у мистера Ленти два месяца, когда Мэйр вышла замуж. Свадьбу сыграли чуть не на другой день после помолвки, не далее как через три месяца эта поспешность получила зримое объяснение.
При таких обстоятельствах мистер Ленти был вынужден предоставить новоиспеченному зятю и работу и кров. Тот принял и то и другое, и Джозеф опять оказался на улице, расставшись, возможно навсегда, с человеком, чья доброта и сердечность так счастливо, хоть и на короткий срок, выручили его.
Мэй к тому времени тоже вышла замуж, и Джозеф был рад, что смог на скопленные деньги купить ей вполне приличный подарок.
Лучше совсем не иметь, чем потерять то, что имеешь. Джозеф чувствовал недовольство отца, который видеть не мог бездельников, и Джозеф мотался по всему графству в поисках работы.
Ничего, ничего не попадалось ему. И он решил еще раз покинуть родные места. На этот раз его гнал страх.
4
Джозефу уже двадцать, он худ, насторожен, ему знакома настоящая безысходность, но все же он сохранил способность радоваться: вдруг блеснет синими глазами, рассыплется смехом. В одиночестве живет он в промышленном Мидленде.
После того как Джозеф расстался с Ленти, ему только один раз удалось получить постоянную работу: на строительстве дороги между Уолсолом и Бирмингемом. Бригада состояла почти сплошь из ирландцев, проработали два месяца, и строительство было закрыто. «Нет денег» — вот и все объяснение уволенным.
Романтические фантазии больше не посещали Джозефа, но след в его душе оставили. У него появилась своя амбиция: «Будь сам себе хозяин». Он где-то мимоходом подслушал эту фразу, и она врезалась ему в память. Ему хотелось досуга, свободного времени для мечтаний, дум, произвольных занятый, но все это было там, по ту сторону стены, которую он для себя воздвиг, прежде всего «сам себе хозяин».
А все Стоддарт. Десятник. Длинный, выше шести футов ростом, с широкой костью, тяжелыми мускулами, всегда мрачный из-за двух снедавших его и конфликтовавших между собой страстей: жажды власти и жажды насилия; он принял Джозефа на работу и на другой день возненавидел его, чтобы было над кем глумиться.
Он не бил его, не грозился уволить, он держал Джозефа, чтобы мучить. Звал его Недомерком.
Большой угольный склад, где работал Джозеф, принадлежал фирме братьев Бригс, имевшей больше двадцати грузовиков, которые развозили уголь почти всему городу. В первую неделю Джозефа отправили стоять в «преисподнюю», яму, закрытую решеткой, куда сгружали уголь и откуда лопатами бросали его в подъезжавшие грузовики. Угольная пыль сеялась сквозь решетку в яму, где ее отгребали в сторону и ссыпали в мешки. До появления Джозефа порядок на складе был такой: раз в две недели, обычно по пятницам, полдюжины грузчиков спускались в яму и выгребали пыль наверх. По пятницам грузовики делали короткие ездки, и шоферы, освободившись пораньше, сами насыпали в мешки угольную пыль и развозили заказчикам. Если на складе появлялся новый грузчик, его на первых порах посылали работать в «преисподнюю», где он один шуровал лопатой неделю (и никто не возражал против этого варварского заведения). Отмучившись неделю, новичок начинал работать на складе на равных со всеми. Так было до Джозефа.
Когда же Джозеф отработал первую неделю, Стоддарт ввел новую систему: за угольную яму должен был теперь отвечать один человек. Каждый день лезть туда, отгребать в сторону пыль и насыпать мешки. Кроме того, он должен был выбирать мелкие куски, которые падали вместе с пылью сквозь решетку, их потом подешевле продавали беднякам прямо у ворот. И этим человеком был назначен Джозеф.
— Да, Недомерок, пойдешь в «преисподнюю». Возражения есть?
Джозеф проглотил оскорбление — в конце концов это прозвище можно принять за шутку. Есть клички похуже. Джозеф не улыбнулся, пропустил мимо ушей. Но уже к вечеру пожалел об этом. Стоддарт, как свинчаткой на кончике бича, хлестал этим прозвищем ненавистного новичка, испытывая наслаждение от вида и запаха крови.
Кличка прилипла к Джозефу. Другие называли его так беззлобно, и Джозефа это не ранило бы, если бы всякий раз вместе с прозвищем, как эхо, не слышался голос Стоддарта.
Десятник стал наваждением.
В эту первую неделю руки Джозефа, не привыкшие к такой тяжелой работе, покрылись кровавыми мозолями. Стоило надавить, сукровица, как ртуть, переливалась под черной мембраной кожи. Руки были пропитаны черной пылью. Отмывать их из-за мозолей было чистое мучение.
Жил Джозеф в меблированных комнатах, платя за двухразовую еду и за койку тринадцать шиллингов в неделю из получаемых двадцати одного. В доме не было ванны, а горячую воду давали редко и нерегулярно. В ту первую неделю вечернее мытье отнимало у него два часа после десятичасового рабочего дня и часа дороги в оба конца. Умывальня находилась в подвальном этаже. Оставшись наедине с двумя жестяными тазами — один полный холодной воды, подернутой черной пленкой, другой с чуть теплым черным влажным песком, — стоя на мокром каменном полу, Джозеф плакал, раздирая в кровь покрытые волдырями руки.